Серебряная клятва

– Ты был прав. – С этими словами он отошел и прислонился к ближайшему дереву. Поднял голову. Уставился все на те же звезды за ветвями. – Нам тут, похоже, не место.

Да что такое? Хельмо вроде бы понимал, что не должен это делать, но любопытство победило. Он сам ближе подошел к пологу, взялся за ветку – молодые иглы тут же укололи пальцы – и сдвинул ее вбок. Посыпалась искристая роса, но он почти не заметил.

Лагерь правда спал – в шатрах и возле них царили тьма и тишь. Горел один костер – недостаточно близко, чтобы сидевшие подле него заметили гостя, но достаточно, чтобы их узнать. Инельхалль сама осталась на часах, а Хайранг, видимо, недавно вернулся из города, где следил за размещением солдат. Она нежно и бережно промывала ему раны, а он молча, устало и так же нежно наблюдал. Его гладкие длинные волосы падали на веснушчатые плечи, ее – короткие, жесткие – ловили жаркие блики костра.

– Почему ты не пошел к монахиням? – мирно ворчала она. – Они искуснее.

– Хотел увидеть тебя поскорее, – просто ответил он.

Куда исчезла ее дерзкая колючесть? Куда сгинула его взвешенная строгость? Хельмо, скорее, почувствовал, чем услышал: Янгред снова рядом, смотрит из-за плеча, слушает. И также почувствовал, не зная точно: лучше бы он этого не делал.

– И откуда же ты знал, что я не буду спать?.. – Инельхалль хитро улыбнулась, принимаясь накладывать повязку. Рыбка на ее запястье казалась сейчас угольным росчерком.

– Я только надеялся. – Он помедлил. – А если честнее… знал, что ты будешь грустить об Астиль и вряд ли сможешь быстро уснуть.

Он осекся, явно смутившись. Она тоже ответила не сразу, опустила голову, сосредотачиваясь на бинтах.

– Хорошо ты меня уже понимаешь, Лисенок. Даже страшно.

Но она покусывала губы – прогоняла ту самую улыбку, от которой появлялись на щеках ямочки. Хельмо, все сильнее убеждаясь, что зря они пришли, опасливо покосился на Янгреда. Тот тоже кусал губы, но с иным выражением лица.

– Но больше я не буду грустить, обещаю. Всякой скорби отмерено время. – Инельхалль закрепила повязку и отсела немного, но Хайранг тут же потянулся за ней, и пламя высветило два обращенных друг к другу профиля, сверкнуло синевой и зеленью. – Что?..

Хайранг подался еще чуть ближе, но почти сразу опять отстранился.

– Нет. Ничего. Извини. И спасибо.

– Ничего? – медленно, будто огорченно повторила она. И конечно же, сломила его.

– Я понимаю тебя совсем не так хорошо, как хотел бы. Но я…

Он не успел закончить: она коснулась вдруг его голого плеча, потянулась к лицу, приподнялась и… просто прижалась губами ко лбу. Хайранг зажмурился, смутился, стал еще потеряннее, чем когда над ним посмеивался Янгред. А потом улыбнулся, сомкнув ресницы.

– Так делает один знакомый молодой полководец. – Инельхалль наклонилась. – А так – я. – И она поцеловала его в губы. – Спасибо, что ты выжил сегодня. Я знаю, как отчаянно ты спасал своих людей, которых наше огнейшество отправил в город. Ты…

– Пойдемте, Хельмо, – раздалось над ухом, прежде чем Хайранг бы ответил. – Не будем мешать им перемывать мои кости. В какой-то степени я это заслужил, да?

Его потянули за рукав, заставили выпустить ветку, и только тогда он отрешенно отметил, что Янгред сбился на «вы». Но мысль что-то затмило, и не сразу Хельмо осознал: то была теплая тоска. Ему представилось почему-то, что родители – воеводы, чьи подвиги он знал лучше, чем лица, – точно так же могли сидеть у костра. Перевязывать раны друг другу, шептать какие-то трогательные глупости и благодарить за простые вещи.

«Спасибо, что выжил».

– Забавно выходит. – Голос Янгреда, едва они отошли подальше, зазвучал преувеличенно бодро. – А я вообще-то должен был делить с ним сегодня шатер. Помнишь ведь, что в мой угодил снаряд? Хм. Как бы они не заявились вдвоем, будет неловко…

Хельмо покосился на него и отвел глаза, не понимая, как отвечать, в чем – в ком? – беда. Одно радовало: Янгреду хватило выдержки – или гордости? – удалиться, а не ринуться, возмущенно треща ветками, к подчиненным. А потом в голове снова прозвучало глухое «В какой-то степени я это заслужил». И Хельмо вдруг понял, что речь была не о попреках по поводу солдат.

– Пойдем тогда ко мне, – предложил он, решившись, и кивнул в сторону реки. – Я не делю шатер ни с кем, и так, вероятно, будет, пока мы не соединимся с Первым ополчением.

– А этот твой ушастый? – уточнил Янгред, глядя под ноги.

– Цзуго? – Хельмо совсем растерялся, но напомнил очевидное. – Так он в городе остался. И даже если бы нет, у него полно приятелей. Меня порой терзает подозрение, что у него вообще нет своего шатра, и его это устраивает. Кочевник и есть кочевник…

Янгред рассмеялся, но это был натянутый смех. Скорее всего, он и сам понимал, как выдает свое настроение, забывая простые вещи.

– Пошли, – повторил Хельмо, гадая, как его отвлечь, и за неимением лучшего махнул бутылкой. – Такой обычай, кстати, тоже раньше был, если интересно. Воеводы разных полков ночевали вместе. Грайно и мои родители еще так делали.

Янгред обернулся к елям. У него не получилось сделать это небрежно и незаметно.