Серебряная клятва

Теперь-то точно, и чем скорее, тем лучше. Лусиль кивнула, зажмурилась, пряча слезы. Отчего они выступили, от боли или от совсем другого? Сердце заныло – или все-таки ребра? Лусиль вздохнула и, чтобы отвлечься, спросила напрямую:

– Сдал меня ваш пернатый? Оцек?

Цу снисходительно подтвердил:

– Он. И если бы я не… стремился к реформам, велел бы своим же сожрать его за то, что не доложил сразу.

– Вы и друг друга жрете? – опешила Лусиль. Про это она не слышала. За весь поход! Своих изменников она расстреливала, про огненных слышала, что там в ходу удушение, а эти…

Цу неожиданно вздохнул – так, словно ему было неловко.

– Мы сложный народ, королевна. Не берите в голову, не хотите – никто его не съест.

– Не хочу, – призналась она и, подумав, добавила: – Он выполнял приказ. А я сама виновата в том, что…

Слова перепутались, а из пораненной груди помимо воли вырвался хрип, слишком похожий на всхлип. Цу опять сжалился: прикинулся, что не слышал, уставился вниз, делая очередной круг. В лагере горело больше огней, чем когда Лусиль улетала: ясно, все на ушах. Что подумают, увидев ее? Что если, например, она не сможет идти? Позор. А главное, как глядеть в глаза Влади? Она солгала. Пообещала не трогать ребенка, а сама отправилась по его душу. Впрочем… может, его удовлетворит наказание, которое Лусиль понесла. Мальчишка по-звериному сражался, птица довершила дело, а потом он ее еще и…

– Цу, – через силу позвала Лусиль. – Я правильно поняла, царевич эту тварь оттащил сам? Пожалел?

– Да, – отозвался он, явно не решаясь ничего добавлять.

– Понятно, – только и выдавила она, опять прикрыв глаза. Дурак наивный. Чтоб ему.

– Я против зла птенцам, но, наверное, мог попробовать его… – начал Цу, похоже, ожидая брани.

– Нет, – тут она перебила. Даже в жар бросило. – Нет, Цу, нет, вы все сделали верно, и хорошо, что успели. А я вот ошиблась. Буду и дальше воевать так, как воевала. В лоб.

Как царевна. Не как Самозванка. Если получится вообще продолжить.

– Что случилось? – вдруг спросил командующий напрямик и даже чуть наклонился.

Он глядел с жалостью. Он! С жалостью! Лусиль упрямо покачала головой: ответ был, но, может, даже Влади, не то что этому, не стоило ничего слышать. И она, украдкой проверив карман и найдя там отцовские – не отцовские – часы, фальшиво улыбнулась.

– Я устала, меня побили, я хочу спать. Неужели непонятно? Шевелитесь.

Цу мирно, мягко засмеялся и нырнул вниз. У Лусиль закружилась голова, но она вытерпела. Молчала, стиснув зубы, пока он не приземлился на траве возле командирского костра. Вокруг столпились солдаты, и лунные, и крылатые. Зашептались, некоторые и возгласов не сдержали, увидев свою королевну в таком плачевном состоянии. Лусиль усмехнулась дерзко, как только могла, и скорее спрыгнула у Цу с рук. Ноги не подвели, только в груди опять заныло и из некоторых ран по новой хлынула кровь.

– Спать, спать, на что смотреть! – рявкнула она и замахала руками, точно разгоняя кур. Самые сообразительные послушались, на прочих нужно было еще крикнуть, но она не успела.

– СПАТЬ, СЛЫШАЛИ? – рыкнул Влади. Он спешил навстречу из группки младших офицеров. Подскочил, хотел обнять Лусиль, но заметил раны и, охнув, только предложил ей руку. – Ох… так и знал. Горе мое…

Он не кричал, не глядел с упреком, даже не хмурился – только ждал, пока она обопрется на локоть. Лусиль оперлась. Сразу стало легче. Она даже решилась ощупать лицо, прикинуть, насколько уродливым оно могло стать. Но ран оказалось меньше, чем она ждала, большинство все же пришлось на грудь и руки. И волосы… бедные волосы…

– Я совсем лысая? – жалобным шепотом спросила она.

Влади осекся, уставился на нее во все глаза и нервно засмеялся с видом: «Это важно?!»

– Нет, нет, зачешем, будет не видно… – второй рукой он легонько погладил ее по макушке, предусмотрительно найдя место без крови. Опять обвел толпу взглядом и повысил голос: – Правда! Расходитесь! Ополчение к полудню будет в окрестностях. Скоро станет жарко.

Наконец люди послушались. Цу обменялся с Влади взглядом, сухо кивнул и тоже, не прощаясь, пошел прочь. Наконец-то. Наконец они остались вдвоем, и Лусиль решилась глянуть своему королевичу в глаза. Пусть уже скинет маску невозмутимости, пусть закричит и оскалится, как в ссоре с Цу: повод есть. Но он не кричал. Не скалился. Лишь грустно смотрел.

– Насколько же ты в отчаянии… – сказал он совсем не то, чего Лусиль ждала. И она тоже передумала, решила быть честной. Хотя бы с ним. Чего бы это ни стоило.

– Да. – Сглотнула. Дрожащей рукой поправила волосы. – Да, Влади, да. Все… плохо.

– То, что ты его не поймала? – мягко уточнил он. – Царевича? Разве?

Лусиль покачала головой. Почувствовала себя как перед прыжком в воду, но… прыгали-то они вместе. Всегда. И, закусив губу, она отчеканила:

– Нет. То, что я знаю теперь свое настоящее имя. – Он замер. – Совершенно омерзительное имя. Меня зовут…