Серебряная клятва

– Однажды… – Хинсдро сжал зубы, огладил бороду. Нахлынул призрачный гнев. – Грайно посетила вовсе безумная идея. Ты, я уверен, помнишь, есть на картах пустая область, которую мы подписываем просто как Великое Неизведанное. Там вечно стелется туман. Оттуда не вернулся еще ни один заблудший корабль ни одной из стран мира. И никому в голову не приходит выяснять, что там. Страшно. Еще воды полны чудовищ…

– Да, – шепнул Тсино. – Я иногда выдумываю, кто мог бы там жить.

– А Грайно, – продолжил Хинсдро, – возомнил, что там могли бы жить мы. Снарядить туда флотилию, пройти туман. А вдруг там золото? Удивительные звери? Леса, реки, колдовство? Вдруг можно построить там пару городов и прославиться на весь мир?

– Вдруг! – возбужденно взвизгнул Тсино, и внезапно захотелось дать ему затрещину, хотя ни разу такого не было. Хинсдро сцепил руки в замок и снова глубоко-глубоко вздохнул. Это детское любопытство. Его нужно простить.

– Грайно начал всех этой идеей заражать, – продолжил Хинсдро. – Разумеется, в его лагере это удалось. А вот думный возмутился. «Чего тебе не хватает? – говорили бояре. – Мало земли? А если не вернутся корабли, если погибнут? Ни за что ведь». Грайно не унимался. Завоевывать и укреплять в Остраре становилось нечего, прежде он правда славно поработал. Странная у него была душа, беспокойная. И, на беду нашу, такая же – у царя. Впрочем, царя, к счастью, удалось вразумить. Денег на флотилию он не дал, вернее, сказал Грайно, что дело это придется отложить.

Тсино захлопнул книгу, прижал к себе, потом бросил на лавку. Опять заплясала свеча, огоньки прокрались в его взгляд. Не сможет больше читать, ясно. Хорошо, если хотя бы уснет.

– Разозленный Грайно, по слухам, устроил заговор. – Хинсдро прямо посмотрел сыну в глаза. – Решил на очередной охоте убить ближнего боярина Вайго, того, кто лучше всех отговаривал его от разорений. Кто и в этот раз напомнил об обещаниях: о школах, о дорогах, о полях… Убийства не вышло, зато с самим Грайно и двумя его дружинниками расправились стрельцы, которым все донесли. Царь был сложным человеком, но одного не прощал – ударов в спину. Даже если удары предназначались не ему.

– В спину? – переспросил Тсино. Он даже охрип. – Откуда ты знаешь, что… в спину?

Хинсдро молчал. Глаза сына снова расширились. Все понял.

– Я был тем боярином, – подтвердил Хинсдро. – Перед охотой Грайно подарил мне меховой плащ, который я, следуя традициям, обязан был надеть, чтобы не сеять ссор. Всем плащ был хорош: теплый, удобный, на заморский манер сшитый – с капюшоном. Только в нем меня легко было бы принять за медведя… и застрелить. Такое пару раз случалось с членами царской свиты, особенно если выезжали навеселе. А я, как ты знаешь, еще и охоту ненавижу, пока они там все носятся, обычно спешиваюсь и гуляю себе меж деревьев. Я испугался, нам тогда во всем виделся подвох, мы боялись ратных. Меня отговаривали, но плащ я надел. И, как видишь… бог уберег.

Тсино прижался к нему, горячо забормотал:

– Хорошо, хорошо, хорошо…

Хинсдро почувствовал, как слабеет тяжесть в груди. Правда по-прежнему горчила, полуправда – еще сильнее. Но пусть так, пусть так, хотя бы пока.

– Это не отменяет того, что Грайно был славным воином, а Хельмо отлично у него выучился, – тихо закончил он, гладя непокорные черные вихры. – Но тебе лучше идти своим путем и думать своей головой. У тебя все-таки иная судьба.

– Хельмо тоже так говорил, – пробормотал Тсино.

– И почему я не удивлен? – Хинсдро прислонился виском к макушке сына, но тут же движение в углу комнаты привлекло его внимание, и он обернулся. – Надо же… опять прилетела к тебе. Вот повадилась, а?

На подставке для умывального кувшина примостилась Злато-Птица. Она дремала, спрятав под крыло обе свои огненные головы; длинный хвост веером стелился по полу. Яркое сияние оперения золотило подвешенную в углу связку зверобоя и чабреца.

– Она меня любит, – гордо сказал Тсино. – Значит, я буду неплохим государем?

«Значит, ты щедро кормишь ее с рук». Но Хинсдро кивнул.

Злато-Птица была, наверное, самым легендарным существом из всех населявших Долину, еще до того как Империя разделилась. Птицу оставил людям Хийаро, воскреснув после битвы с Полчищами Тьмы. Император получил ее из Божьих рук, еще яйцом. Из яйца птица вылупилась глубоко старой, но помолодела с течением государевой жизни. В день его смерти она опять стала яйцом и вылупилась, когда на престол взошел наследник, – вылупилась снова ветхим комом перьев. С тех пор птица сопровождала всех в династии. Если смерть государя была внезапной, птица молодела за считаные часы. Так было, например, когда погиб Вайго. В развалинах терема, среди обгорелых тел и вещей, нетронутым нашли светящееся яйцо цвета чистейшего лазурита.