Серебряная корона (ЛП)

Он не отвечает — вообще никак не реагирует, только поднимает одну руку и медленно убирает с моих глаз слипшуюся прядь волос. Дождь продолжает падать непрерывным потоком, забрызгивая оба наших лица. Я смотрю на капли, прилипшие к его ресницам, наблюдаю, как он смахнул их, будто слезы, и игнорирую ту часть меня, которая жаждет попробовать их на вкус, пока они мчатся по его щекам.

— Картер, я… я…

Низкий звук хрипит в его горле, когда он наклоняется, закрывая крошечную часть пространства, между нами. На одно мгновение мне кажется, что он собирается сделать что-то совершенно безрассудное…

Вместо этого он опускает руки и отстраняется.

— Мы должны идти, — говорит он категорично, засунув руки в карманы и глядя куда угодно, только не на меня. — Они будут искать нас.

— Верно. Конечно. — Я крепко сжимаю свои замерзшие пальцы, поворачиваюсь к нему спиной и направляюсь по тропинке, ведущей к дому, так быстро, как только могут нести меня мои ноги.

Десять минут назад я бы предпочла остаться здесь на всю ночь, чем снова переступить порог этого поместья. Теперь поместье Локвудов выглядит чертовски хорошо, по сравнению с перспективой провести еще одну минуту, общаясь с моим новым старшим братом.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

В ЭТОМ ДОМЕ ВОДЯТСЯ ПРИВИДЕНИЯ.

Если не настоящие мертвые духи, то призрачные охранники и обслуживающий персонал, которые бесшумно передвигаются по многочисленным коридорам, лишь неясный скрип половиц выдает их присутствие. Может быть, я параноик, но я не могу избавиться от ощущения, что в любой момент за мной наблюдают.

Смотрят.

Выжидают.

Пока мы стоим в полутемном коридоре наверху, я беспокойно переминаюсь с ноги на ногу, пока Картер роется в бельевом шкафу в поисках полотенец. Мои ноги, все еще болевшие после нашего подъема по бесконечной парадной лестнице, постоянно затекают, пока на твердом дереве под ногами не образуется небольшая лужица.

— Вот.

Он впервые заговорил со мной после нашей прогулки из садов. В жутко тихом доме это может показаться криком. Я вздрагиваю и оглядываюсь по сторонам. Здесь слишком много комнат с запертыми дверями, слишком много крадущихся теней, слишком много незнакомцев, скрывающихся прямо из виду.

— Вот, — нетерпеливо повторяет Картер, покачивая полотенцем в своей руке.

Я хватаю его и оборачиваю теплую ткань вокруг моего залитого водой топа и юбки, которые теперь прижимаются к моим изгибам достаточно плотно, чтобы заставить двухдолларовую шлюху испытать секундное смущение. Картер достает полотенце для себя, прежде чем закрыть шкаф для белья. Стук дверцы о раму заставляет меня подпрыгнуть на фут в воздух.

— Расслабься, — бормочет он, приглушая голос полотенцем, когда вытирает лицо насухо. — К этому времени Октавия уже едет на снотворном-экспрессе, и, хотя Лайнус может быть и король, но этот человек может проспать чертову революцию. Он бы не проснулся, пока его не привязали бы к гильотине, а его голову не отправили бы в корзину.

— Должно быть, это пригодилось тебе в подростковом возрасте, когда ты прокрадывался по ночам, — пробормотала я, вытирая воду с волос.

Его брови поднимаются.

— Никогда не приходилось прокрадываться. Ланкастеры не совсем сторонники практического воспитания, как ты скоро узнаешь.

— О? — Мои онемевшие пальцы покалывает, когда кровообращение возвращается. — Ты предполагаешь, что я останусь.

— А разве нет?

— С чего бы это?

Он просто смотрит на меня.

— Я не могу просто щелкнуть пальцами и стать… королевской особой. — Я вздрогнула от этого слова. — Я ни черта не понимаю в этой жизни.

— Поверь тому, кто вырос в этой жизни — в основном это скучные государственные ужины и случайное перерезание ленточки или благотворительное мероприятие. Улыбайся. Помаши рукой. Держи рот на замке. — Он пожимает плечами. — Мне кажется, они не ищут в тебе лидера. Им нужен кто-то, кого они могли бы выдвинуть в качестве доказательства того, что род Ланкастеров жив и здоров, кто-то, кого они могли бы использовать, чтобы убедить общественность в том, что они не сломлены потерей короля Леопольда и королевы Эбигейл. — Его глаза сужаются на мои. — С Генрихом в больнице… сейчас ты практически единственный человек на планете, который может войти в эту роль. Я не вижу, чтобы они позволили тебе уйти от этого. Нравится тебе это или нет… ты — важная пешка в этой конкретной шахматной партии.

— Ты думаешь, я этого не знаю? — Я злобно насмехаюсь. — Ты думаешь, я не понимаю, что единственная причина, по которой я сейчас стою в этом коридоре и разговариваю с тобой, это то, потому что у них буквально нет других вариантов в их распоряжении? — Мой голос подскочил на октаву. — А теперь посмотрите, мы вытащили незаконнорожденное дитя из тени! Они действительно скребли по дну бочки, не так ли!

— Я не это имел в виду.

— Но это правда. — Я качаю головой. — Ты хоть представляешь, каково это — провести всю свою жизнь, желая получить от кого-то одобрение, а потом, наконец, получить его… но совершенно не по тем причинам?