Серебряная корона (ЛП)

Когда я снова испытываю оргазм, он еще более мощный, чем в первый раз. Картер следует за мной за грань наслаждения всего несколько секунд спустя, мое имя ликующе звучит на его губах, когда он изливается в меня. И когда мы лежим после этого, тяжело дыша, вокруг нас запотевшее стекло оранжереи, а над головой бледный свет луны, мы так крепко обнимаем друг друга, что почти легко забыть, что через несколько коротких минут…

Нам придется отпустить друг друга.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

МЫ ОДЕВАЕМСЯ В ТЕМНОТЕ, не разговаривая, пока смахиваем грязь с дорогой одежды, поправляем растрепанные волосы, застегиваем пуговицы. Я не могу встретиться с ним глазами, когда он наклоняется, чтобы поднять мою диадему с каменного пола.

— Вот.

Я смотрю на буквальное напоминание об ответственности, осязаемую проверку реальности в его руках, и чувствую, как мое сердце замирает в груди.

— Спасибо, — шепчу я довольно невнятно, протягивая руку, чтобы взять ее. Надеясь, что она не кривая, я кладу ее обратно на голову. Я зажмуриваю глаза, чтобы держать свои эмоции под контролем, пока выдавливаю из себя следующие слова. — Нам, наверное, пора возвращаться.

Клянусь, он издает низкий звук ярости, но, когда я открываю глаза, он выглядит совершенно спокойным. Картина безразличия.

— Они будут искать меня, если я буду отсутствовать слишком долго.

Он фыркает, но никак не реагирует.

Мои глаза сужаются.

— Ты хочешь, что-то сказать?

— Нет. Если ты хочешь вернуться туда, это прекрасно. Но если ты думаешь, что я собираюсь последовать за тобой, стоять в сторонке и смотреть, как ты флиртуешь с каждым мужчиной в радиусе шестисот миль…

— Ты правда думаешь, что мне это нравится? — резко оборвала я его, вспылив в ответ. — Ты думаешь, мне нравится, когда меня передают из рук в руки, когда единственный человек, с которым я хочу быть… — Я прикусила губу, чтобы сдержать опасные слова, так сильно, что удивляюсь, как она не раскололась по центру.

— Что ты предлагаешь, Эмилия? — Глаза Картера стали такими темными, что я едва узнала его. — Дай угадаю — забыть, что это вообще произошло? Снова стать врагами? — Он фыркает. — Потому что это чертовски хорошо сработало в последний раз, когда мы пытались, не так ли? Две недели свободного времени, потом быстрый трах на верстаке во время твоей чертовой коронации!

Мой позвоночник выпрямляется.

— Быстрый трах. Это все, чем это было для тебя?

— Это ты мне скажи, Эмилия. — Он наклонился, поймав мой взгляд в ловушку. — Что это было? Начало или конец?

— Я не знаю, хорошо? Этого не должно было случиться. Боже… — Я качаю головой, чувствуя, как мои эмоции распутываются. Смятение, отчаяние и тоска рвут меня жестокими когтями. Я не хочу ничего, кроме как сделать эти три шага вперед, броситься в круг его объятий и прижаться головой к его груди. Но потеря себя в нем ничего не решит. На самом деле… потеря себя в нем — это именно то, почему мы оказались в этой неразберихе.

— Картер, — говорю я прерывающимся голосом. — Пожалуйста…

— Что пожалуйста, принцесса?

— Ты знаешь, что если бы все было по-другому…

— Но это не так, — говорит он категорично, выражение его лица застывает в черствой маске, которую я слишком хорошо знаю.

— Нет. Это не так, — повторяю я, удивляясь, как все так быстро перевернулось.

Пять минут назад я была в его объятиях.

Теперь мы едва можем смотреть друг на друга.

— Тогда продолжайте, Ваше Высочество. — Он дергает подбородком в сторону дверей. — Возвращайтесь к вашей драгоценной вечеринке.

— Картер…

— Иди.

Я вздрагиваю от холода в его голосе. Прежде чем слезы начинают течь, я расправляю плечи, поправляю бальное платье и выхожу за дверь, обратно в горькую ночь.

ВЕЧЕРИНКА КАЖЕТСЯ аляповатой и вульгарной, слишком громкой и яркой после пронзительной страсти темной оранжереи. Я плыву сквозь толпу, лицо застыло в холодной маске, кивая людям, когда прохожу мимо. Хлоя пытается помахать мне рукой из-за столика в углу, но я избегаю ее взгляда. Я знаю, что она сразу же поймет, что что-то не так, и начнет выпытывать у меня подробности. Я так ошеломлена, что не замечаю Лайнуса и Октавию, пока почти не сталкиваюсь с ними.

— Эмилия, — говорит мой отец, осматривая мое раскрасневшееся лицо и растрепанные волосы. — Ты в порядке?

Я киваю.

— Конечно. Почему нет?

— Мы ищем тебя последние двадцать минут, — огрызается Октавия. — Ты нужна нам на платформе для тоста с шампанским.

— Извините, — полусерьезно бормочу я. В данный момент я не могу найти в себе силы, чтобы о чем-то беспокоиться. Особенно о мелких проблемах Октавии.

Она топает к небольшому помосту. Мы с Лайнусом следуем за ней.

— Прошу прощения за свою жену, — бормочет он, слишком тихо, чтобы она могла услышать. — Она не всегда была так придирчива к пунктуальности.

— Я думаю, это имеет меньше отношения к моим опозданиям, чем ко мне, в целом. — Я вздыхаю. — Все, что я делаю, кажется, не нравится ей. Клянусь, я даже не пытаюсь.