Серебряная лоза (СИ)

— Грета, — покачал головой хвостатый, кусая кривящиеся губы. — Мастер… твой отец…

— Его больше нет? — догадалась девушка. Слёзы потекли по её щекам, но голос прозвучал почти твёрдо:

— Господин Ульфгар его убил?

Ковар кивнул.

— Но не спрашивай, как, — попросил он. — Однажды я смогу рассказать, но не теперь.

— Я всё вижу и так, — сказала Грета, кладя ладонь ему на щёку, и в глазах её зажглось пламя ярости, осушившее слёзы. — Ты изменился, взгляд стал другим. Этот мерзавец… этот подлец, играющий людскими жизнями, заставил и тебя страдать. Так что же, теперь ты свободен, или господин Ульфгар ещё дёрнет цепь?

— Меня отпустили на день, может, на два. За жизнь свою я теперь тоже гроша ломаного не дам, а вот для тебя ещё есть надежда. Эдгард заходил?

— С тех пор, как оказалась в темнице, я его не видела, — покачала головой Грета. По щекам её вновь потекли слёзы.

— Куда же он пропал? — пробормотал хвостатый, и тут в сердце его закрался страх. А что, если Эдгард прощался не по той причине? Может быть, торговцу и самому что-то грозило, и теперь его тоже нет на свете?

— Ковар, ты слышишь меня? — пробился сквозь эти мысли дрожащий голос Греты. — Расскажи, чего ещё хочет от тебя этот кровопийца. Давай подумаем вместе, что можно сделать. Потерять ещё и тебя я не в силах, слышишь?

И тут пружина в груди начала раскручиваться. Он был не один, и пока рядом оставалась Грета, в жизни был смысл. Он должен был спасти хотя бы её — ради мастера Джереона и чтобы не утратить веру в самого себя.

— Не бойся, — сказал он Грете, нежно заправляя выбившийся завиток ей за ухо и утирая дорожки слёз. — Обещаю, я не опущу руки, что-то да придумаем. Но ты ведь, бедная, едва на ногах стоишь! Иди-ка приляг, отдохни. А ела когда в последний раз? Не тревожься, я сам всё приготовлю. Ну, ну, не плачь!..

Глава 32. Настоящее. О том, как искали Каверзу и кое-кого потеряли

И всё-таки Хитринка позорно разревелась.

Они миновали уже опасный участок, и фургон притормозил на секунду. Этого хватило, чтобы Прохвост перебрался в кузов. Он кое-как прикрыл дверцы — волк, как оказалось, погнул их при последнем прыжке, — разжёг светляка и попытался успокоить сестру. Но куда там, слёзы лились, как из грозовой тучи, хотя Хитринка и сама рада бы остановиться.

— Всё хорошо, — повторял Прохвост, гладя её по встрёпанным волосам. — Мы живы, всё хорошо, бояться нечего.

— Может, по-другому попробуешь? — подала голос Марта. — Рявкни на неё: «А ну заткнись, не то ещё получишь!» и стукни. Так делала Фрида, наша воспитательша. Обычно помогало.

— Ваша Фрида была дурной, жестокой женщиной, — с укоризной сказал Прохвост.

— Вот-вот, — поддакнул Карл. — Ей бы самой наподдать как следует.

— Как только вы м-можете ничего не бояться, — пробормотала Хитринка.

— Я давно уже страх потерял, но у меня плохой рецепт, — угрюмо ответил Карл. — Ханны не стало, и меня вместе с ней. Ну, а сейчас я думаю о Каверзе: совсем ей не время помирать.

— А мне было страшно только с Эдгардом, — сказала Марта. — Он как начал говорить про бой, и что прорвёмся во дворец, а сам на меня глядит, точно на вещь, будто я неживая, как вот ружьё. Бр-р! А с вами не страшно.

— А я, Хитринка, не боюсь, пока ты рядом, — сказал Прохвост. — Помнишь, когда я маленьким заболел, простудился? Я ведь о своих родных знал, что их болезнь сгубила, и потому был уверен, что меня ждёт та же судьба. Ох, до чего мне страшно было! Помню, ты всё сидела рядом и держала меня за руку, говорила, что никуда не отпустишь. И я верил, и страх отступал.

Хитринка всхлипнула.

— Сравнил тоже — простуду и вот это!

— А как я со старой сосны упал, помнишь? Когда трухлявый сучок под ногу попался? Вдохнуть тогда не мог, и уверен, будь я один, так и помер бы там со страху. Просто бы дышать перестал. А ты была рядом, и не вспомню уже, что ты говорила, только я знал, что если ты там, то всё обойдётся, уж ты пропасть не дашь.

— Что говорила? Да я думала, ты помираешь, и несла что попало! Не помнишь — и отлично.

— Ещё и тащила меня домой, когда я ногу вывихнул. Нет бы бросить и пойти за помощью, крошка такая…

— Умолкни уже! — сердито пробормотала Хитринка. — Что это я у тебя героем получаюсь, а я не такая.

— Такая, такая.

— Вообще ни капельки!

Прохвост лишь рассмеялся.

— Сердишься? — беззлобно сказал он. — Это хорошо. Значит, больше не боишься.

Но тут неожиданно заскулила Марта. Хитринке стало не до своих огорчений, пришлось выяснять, что же случилось такое, из-за чего девчонка вдруг заплакала горько.

— А-а-а, — всхлипнула та сквозь слёзы, — а у меня не было ни брата, ни сестры! Вот помру, а вспомнить и нечего! Никто меня не любил, никто со мной не играл!

— Как же, а Грета твоя? — напомнила ей Хитринка.

— Это другое! Она просто жалела меня, да и других дел у неё было по горло! Знаешь, как часто ей было не до меня?

— А те, кто к ней приходил, возились ведь с тобой.

— Ага, как с игрушкой! Забавлялись от скуки, только и всего. А друзей — настоящих друзей у меня не было…