Серебряная пряжа

Послал царь казаков пошугать незваных гостей. Скачут казаки, видят — черная лента перед ними на колышках развешана. Перемахнули они через ту ленту и пошли охаживать неприятелей. Как снопы на полосе, всех наземь поклали, угол очистили, к царю вернулись. Опять служат. Народ им за это спасибо говорит: как же, казаки свою землю в обиду никому не дают.

На девятый год услышал царь — в одном городе, скажем, к примеру, хоть в Шуе, собрались ткачи у фабрики, никому не мешают, про свою жизнь говорят да песни распевают:

По России прошел слух:
Николай второй протух.

В том царстве тоже был Николай второй, так это про того Николая, а не про нашего. Угостил царь казаков водочкой и посылает их постегать рабочих, копытами лежачих потоптать.

Вот скачут они путем-дорогою, видят: у фабрики народу видимо-невидимо. Шашки выхватили, ну, думается, сейчас головы под копыта полетят. Вдруг, откуда ни возьмись, лента красная поперек дороги протянулась, а за той лентой ткачи сход ведут. Лошади у казаков как вкопанные перед красной лентой встали. Старший со средним вспомнили отцовский совет, через красную ленту не перескочили, а младший дурашливый оказался: забыл отцово наставление, стегнул лошадь, перескочил через красную ленту, лошадь и грохнулась на камни, на все четыре ноги обезножила. Откуда ни возьмись, две дюжие руки и давай молотить казака, так отстегали, что трех дней не пожил.

А старший со средним отслужились, домой подобру поздорову вернулись и стали жить припеваючи, хозяйствовать. А про младшего отец сказал: «Туда ему и дорога, не подымай руку на того, на кого не следует».

Открыл Антон костяной сапожок — свою табакерочку, понюхал да другую сказку завел — про казака умного и про казака глупого. До вторых петухов казаки его слушали. Пантелеймон спросил:

— Где ты столько сказок насбирал?

— Ветром надуло, — отвечает Антон.

Пантелеймон говорит — хорошо бы, дескать, в книжку эти сказки списать, по ночам бы он их казакам в казарме почитал. Антон совет дает:

— Кто охоч до сказок, пусть ко мне ходит, у меня полон короб. А кто любит читать, вот тут у меня книжонка завалялась, не знаю, как попала, кто-то починку приносил, да и забыл на лавке.

Вынул Антон из сапога книжечку, Пантелеймону отдает. Ушли казаки заполночь. Арсений руки пожал сапожнику.

— Спасибо, — говорит, — тебе за сказки.

На другой вечер к Антону казаков восемь пришло, он их опять сказками потчует. На третий — полтора, десятка пожаловало. Расселись по лавкам, просят Антона про красную ленту рассказать им сызнова.

Рассказал Антон и про красную ленту и еще кое про что. Стали они в казарму собираться, Пантелеймон просит у сапожника, нет ли чего почитать.

Антон опять из голенища вынимает две книжицы, а что в них, будто он и не знает: пошел поутру за водой, а они лежат под березой на скамье, знать, кто-то с вечера присел покурить, да и позабыл. Взяли казаки, украдкой от Выбей Зуба прочитали от корки до корки. Слаще меда чтиво пришлось им.

После того вечера еще больше казаков к Антону привалило. Антон всех привечает: у того ранты опрели у сапогов, у другого подметка отскочила, у третьего гвоздем пятку колет, у всех починка. Антон молотком по сапогу постукивает, приговаривает:

— Сапог — не душа, сапог починим, прелый рант вынем. А вот если душа — ее чини не спеша.

Опять книжек Пантелеймон просит. У Антона больше книжек не нашлось, он и говорит:

— Погоди малость. Есть у меня на примете книга, всем книгам книга, живая, ее и читать не надо, только слушай, сама рассказывает. Хотите ли послушать?

Казаки все в один голос:

— Послушать непрочь. Только бы Выбей Зуб не проведал. Вот кабы ночью как…

Проводил Антон казаков, а после вторых петухов к нему в окно: стук, стук, стук.

— Кто тут?

— Не оставил ли я у тебя стельку?

— Есть стелька, есть.

Открыл Антон дверь. Весь до ниточки промокший входит Арсений, под дождь попал, из лесу со сходки шел. Из утра у него крошки во рту не было. Сварили картошки чугунок, по скрою хлеба отрезали, стали горячей картошкой закусывать, квасом запивать, о делах своих толкуют:

— Ну, как злая рота?

— Мягче стали. Десятка два хоть сейчас к ткачам на собрание готовы. Не поговоришь ли ты с ними? — Антон спрашивает.

— Я давно об этом думаю.

— А не боишься?

— Волков бояться — в лес не ходить.

— Не сграбастали бы?

— А ты им сказку расскажи, как у одного казака руки отсохли за то, что он схватил, кого не след.

— А это гожо ты придумал. Ладно, завтра же их распотешу.

Пора горячая была. На субботу после смены собрание у ворот фабрики было одумано. Арсений собрался наказывать ткачам, кого в Думу посылать, что в Думе говорить, как за народ стоять.

А Выбей Зуб уж узнал от какого-то наушника, когда и где сходка собирается, кто говорить будет.

Выбей Зуб во Владимир весть дал, что в субботу в его руках агитатор будет, а в понедельник он его под конвоем во Владимир самому губернатору представит.

На злую роту Выбей Зуб, как на самого себя, надеялся, заранее руки потирал, считал уж Арсения запойманным.