Серебряная пуля

Лишь один Сережа, как ему представлялось, знал правду и нисколько не сомневался, что директора убил именно он. Как и почему, Сережа не знал, но был твердо уверен в своей причастности. Почти каждую ночь, раз за разом, в его сознании, словно мгновенные вспышки, возникали картины преступления. Разинутый в немом крике рот директорши, совершенно белые безумные глаза директора. И кровь… Фонтаны крови. Почему он их убил? Этот вопрос мучил мальчика с каждым днем сильнее и сильнее, и скоро ему стало казаться, что он сходит с ума. Пойти самому в милицию? А выход ли это? Да и зачем? Не в наказании и искуплении виделся ему выход, а в установлении причины, почему именно он совершил убийство. Почему он? И чем больше Сережа размышлял над причиной преступления, тем явственней осознавал, что все физические и нравственные изменения, происходящие с ним, начались два года назад с посещения острова на болотах, с ночевки, грозы возле таинственного каменного сооружения. Раньше он даже не задумывался об этом событии, теперь же все чаще стал припоминать подробности, выискивать дотоле неведомые связи. Он почти не общался с ребятами, перестал посещать свою повариху и только думал, думал…

Занятия кончились. В это время в прошлые годы детдомовцы собирались в пионерские лагеря, но в этом году они почему-то остались при детдоме. Предоставленные самим себе дети неприкаянно бродили по территории, не находя занятия. Воспитателей непрерывно таскали в милицию, и им было не до выполнения педагогических обязанностей. Тяжелое чувство уныния и подавленности, казалось, стеной окружило и без того не особенно веселое заведение.

Несколько человек убежало. Двоих поймали и вернули, а остальные так и оставались в бегах. По вечерам ребятишки уходили с территории ненавистного детдома, собирались в окрестных перелесках, жгли костры, пекли украденную в столовой картошку, а иной раз жарили кур. В поселке их начинали побаиваться, не раз и не два пытались жаловаться, но безрезультатно. Всем было наплевать.

Сережа думал, думал и наконец надумал. Казалось, кто-то изнутри подсказывал, что ответ на все вопросы, выход из тупика можно найти только на острове возле каменной гробницы. Там в него вселилось нечто, там оно может покинуть его. Однако как добраться до острова? Сережа плохо представлял, в какой стороне его бывший дом, но что-то уверенно подсказывало, что старое пепелище он найдет без труда. Это казалось странным. Ведь Сережа хорошо знал, что летней порой добраться до заимки почти невозможно. Тайга и болота надежно скрывали ее. Сама мысль побывать в тех местах рождала в душе смутные ощущения некой вины, скорее даже неосознанной гнетущей тоски.

Наступило время июньского полнолуния, но ничего не произошло. Правда, он испытывал некое неясное томление, поднимая голову к сверкающему в вышине диску.

Июнь между тем катился к своему завершению, а внутри Сережи словно что-то зудело, подталкивая к бегству из детдома, к возвращению в тайгу. Но как идти туда одному?

Как-то вечером Сережа отозвал Соболя в сторону. Тот был несколько удивлен, но последовал за ним.

— Послушай, Юра, — он в первый раз назвал Соболя по имени, — тебе не надоело здесь торчать?

— Допустим, надоело, — осторожно ответил Соболь, — а что ты предлагаешь?

— Сбежать.

— Как это?.. — Соболь сделал неопределенный жест в сторону здания детдома. — Сбежать, конечно, можно, но куда? А вообще я не ожидал от тебя ничего подобного.

— Мало ли что… Уж больно тут надоело.

— Так куда бежать?

— В лес.

— В лес? В какой еще лес? Что там делать? В индейцев играть? Чем мы будем питаться? Глупости все это…

— Нет, ты послушай. Я тебе не рассказывал… — Сережа замолчал. — Когда нас, мою семью то есть, арестовали, мы жили в глухой тайге, скрывались…

— Что-то такое я слышал, — сообщил Соболь.

— Так вот, — продолжил Сережа, — отец мой случайно наткнулся на золотую жилу…

— Врешь! — Соболь внимательно посмотрел на Сережу.

— Чего мне врать? Весь год мы мыли золото, а потом нагрянули чекисты. Золото там и осталось. Спрятанное. Можно вернуться и забрать, а уж потом…

— И что потом?

— Там видно будет. Главное, найти его.

— А ты знаешь, где оно спрятано?

— Конечно. На одном из островов посреди болота.

— И далеко туда добираться?

— Порядочно. Но добраться можно.

Соболь замялся, он верил и не верил Сереже. Его тянуло к приключению, но врожденная осторожность заставляла настороженно относиться ко всяческим авантюрам.

— Я подумаю, — наконец вымолвил он, — ну-ка расскажи мне еще раз про ваше житье в тайге.

И Сережа стал вдохновенно врать. Вернее, враньем был только рассказ о найденной золотой жиле и ее разработке. Однако именно это больше всего интересовало Соболя. Он требовал деталей.

— Много ли вы намыли? — жадно спросил он.

«Сколько же сказать», — лихорадочно соображал Сережа.

— Килограммов пять, — нашелся он.

— Сколько же это на рубли?

— Не знаю. Может, тысяч пятьдесят…

— Так много?!

— А может, и больше!

— Все же мне не верится.

— Дело твое. Не хочешь, я все равно уйду один. Одному, конечно, труднее придется. Но все равно доберусь.

— Ладно, не торопи. Обещал, подумаю.