— Каким образом? Я на каждом дурацком повороте проявляю дипломатичность!
— Да-да, ты и твоя знаменитая дипломатичность. Ты так дипломатично пришла в храм дэвов и так дипломатично закрыла страницу многовековых заблуждений касательно шафитов. Тех заблуждений, которые долго лелеют, чтобы иметь возможность смотреть на других свысока и в то же время считать себя праведниками. Люди плохо относятся к такой дипломатичности, — сказал Али, вспоминая найденные ими кости убитых целителей Нахид в развалинах аптеки. У него и его народа была своя история, с которой нужно считаться.
На несколько мгновений его слова повисли в воздухе. Но потом Нари самым невозмутимым и саркастическим тоном, какой он слышал, сказала:
— Ты, я смотрю, и в самом деле набрался религиозности в Ам-Гезире, да? Той религиозности, которой набираются голосослушанием и пустынехождением?
— Я пытаюсь помочь. Ты ведь это понимаешь?
— Понимаю. — Она вздохнула и, невзирая на мимолетное смущение, недавно испытанное ими обоими, пододвинулась к нему еще ближе, села, подтянув колени к груди, стряхнула капли воды со своей чадры на поросшую мхом влажную землю. — Кстати, этот дождь — твоих рук дело?
От этого неожиданного вопроса у него мурашки страха побежали по телу.
— Нет, конечно.
— Жаль. — Нари посмотрела на него, и в ее темных глазах он не увидел ни обвинения, ни шутливости. Ничего, кроме ужасной, ужасной усталости. — Я думала, может, ты продлишь его еще на несколько дней.
В этот момент Али отчаянно пожалел, что плохо подбирал слова. Ему хотелось сказать что-нибудь, чтобы горечь ушла с ее лица.
— Еще немного дождя — и эта крыша рухнет, — сказал он, пытаясь говорить шутливым тоном. — И ты застрянешь здесь со мной.
Она натянуто улыбнулась ему еще раз и толкнула его плечом.
— Ты не всегда плох. Даже если и говоришь, как по пятницам говорит взмыленный до крайности проповедник.
— Ты мне позволишь снова поговорить, как усталому проповеднику? — Когда Нари кивнула, Али продолжил: — Ты должна гордиться. Это лазарет, приглашение сюда врачей-шафитов, невзирая на протесты твоих священников… это очень смело. Ты здесь творишь чудеса. Не позволяй другим принижать тебя, они пытаются это сделать, чтобы казаться лучше.
Нари уставилась на него. Он не мог прочесть по ее глазам, какие эмоции бушуют в ней, но потом она выдохнула, словно часть груза сняли с ее плеч.
— Спасибо. Приятно слышать, что кто-то не считает меня наивной дурочкой только потому, что я хочу подружить шафитов и дэвов.
— Мы, взмыленные до крайности пятничные проповедники, известны нашей мудростью. Иногда.
Они снова замолкли на некоторое время. Она устроилась на скамье так, что ее плечо чуть касалось его, и, когда она посмотрела на задушенную плетями крышу беседки, Али проследил направление ее взгляда.
— Как ты думаешь, она выдержит плоды? — спросила она.
Али не понял: то ли это метафора, то ли попытка переменить тему.
— Я не уверен.
— Я думала, ты теперь фермер.
— Каналокопатель. Другая специализация.
— Да, я забыла. Прости мне эту прискорбную ошибку — постановку неправильного диагноза желанию твоего сердца.
— А что насчет твоего сердца? — спросил Али, поглядывая на нее сверху вниз. — Я признался в моем предпочтении пахать и сеять королевским обязанностям. Чем бы занималась ты, если бы не была Бану Нахидой? Только не говори, что доктором или аптекарем. Это жульничество.
— А мне нравится жульничать. — Нари пожала плечами. — Не знаю… Никогда об этом не думала.
— Ты никогда не фантазировала — не представляла себя кем-то другим?
— Не люблю мечтать. Это настраивает на разочарование.
— Это самое гнетущее, что я слышал в жизни, а у меня в шесть лет был шейх, который провел целый год, описывая все возможные наказания в загробном мире. Брось ты, — попытался Али воодушевить ее. — И потом, это не мечты. Это фантазии, которые, как заранее известно, никогда не сбудутся. Отвлечения. Неужели ты не воображала себя сочинителем од вину, — продолжал поддразнивать ее Али, предлагая самые далекие от Нари вещи, какие мог изобрести. — Дрессировщиком симургов. Самым терпеливым писарем моего отца.
Нари хлопнула в ладоши:
— Я бы предпочла отравиться. М-м-м, если бы я не смогла стать доктором… тогда, может, книгопродавцем.
— Книгопродавцем?
— Да, — ответила она более уверенным тоном. — Я думаю, мне бы нравилось вести собственный бизнес. Я люблю говорить с людьми, я люблю книги, а самое главное, я люблю убеждать клиентов расставаться со своими денежками. А ты можешь себе представить, что значит иметь множество книг? Иметь возможность читать все, что пожелает твоя душа, и каждый день заполнять свои мозги новой информацией?
Али ухмыльнулся:
— Да, я помню, как тебе хотелось взять в библиотеке все книги разом.
— Извини меня, но ведь это не я поплатилась за свое любопытство, ударившись лбом о стену.
Он зарделся, вспомнив их поход в библиотечные катакомбы.
— Больно было ужасно, — признался он. — Я пытался делать вид, что все в порядке, что ничего не случилось, но у меня все время искры из глаз сыпались.