— Мог ли ты когда-нибудь подумать, что Джинни будет танцевать на балу с Люциусом Малфоем? — спросила Гермиона, когда заиграла музыка.
— Никогда в жизни! — Гарри положил руку ей на талию. — Ровно также, как и то, что ты когда-нибудь станешь его женой.
Гермиона засмеялась, уткнувшись Гарри в плечо.
— Рон с Лавандой разводятся, — добавил он.
— О, Мерлин! — выдохнула Гермиона. — Но этого стоило ожидать.
— Да, думаю, это даже к лучшему… Я знаю, что они встретили вас в театре в сентябре, и что Лаванда опять устроила сцену.
— Это Рон так сказал? — Гермиона нахмурилась. — Всё было не совсем так…
— А ещё он сказал, что ты была пьяна и липла к Люциусу у всех на виду.
— Что ещё он сказал? — усмехнулась она.
— Что ты была вульгарно одета и вела себя также, и что ему было противно на тебя смотреть.
— Что ж, признаю — всё было именно так! — Гермиона закатила глаза. — Я встретила Лаванду день спустя, между прочим. Она была ужасно расстроена.
— Так значит, ты видела её? Рон сказал, что её двое суток не было дома, а потом она просто собрала вещи и ушла, забрав Хьюго с собой.
— Молодец, — прошептала Гермиона.
— Рон сказал, что этот брак был ошибкой. Он пьёт уже две недели. Джордж запретил ему являться в магазин в таком виде. Молли пыталась его образумить, но он и слышать ничего не хочет. Говорит, что его жизнь сломана.
— И винит в этом, конечно же, меня? — ядовито заметила Гермиона.
— Да… Просто в толк никак не возьму, как мы до этого дошли? Молли говорит, что у него дома вся стена увешана вашими с Люциусом фотографиями из газет. Это становится похоже на опасную манию. Джинни настаивает на том, чтобы она обратилась в больницу Святого Мунго за помощью, но Молли боится, что они его заберут…
— О, Мерлин, Гарри! — Гермиона даже отстранилась от него на этот раз. — Какие страшные вещи ты мне рассказываешь!
— Прости, что испортил тебе настроение. Я просто хотел, чтобы ты была в курсе… — сказал он. — Я поставил на него «Маяк» — специальное заклятие, с помощью которого мы отслеживаем местоположение преступников. Это не очень законно с моей стороны. Я имею права ставить его только на подозреваемых, но хочу быть уверен, что ты в безопасности.
— Я благодарна тебе! — Гермиона крепко сжала руку Гарри. — Но тебе не стоило нарушать устав! Рядом с Люциусом мне ничего не угрожает. Мы почти всегда вместе…
— Не сомневаюсь, но всё-таки, тебе лучше поостеречься выходить сейчас куда-нибудь одной.
Танец закончился. Раскрасневшаяся от волнения Джинни вернулась к Гарри, а Люциус с Гермионой направились к сцене, где начался приём заявок на участие в конкурсе пар.
— Забавная, всё-таки девчонка эта Джинни, — сказал Люциус. — Давно я не ощущал, такого неподдельного страха от женщины, с которой мне довелось танцевать. Думал, она того и гляди грохнется в обморок. Неужели я такой ужасный?
— Нет, конечно, — Гермиона слабо улыбнулась, новость о Роне навеяла на неё тревогу. — Просто она ещё не до конца привыкла, что ты уже не тот, кого она знала.
— Ты какая-то грустная, — заметил он.
— Гарри сказал, что Рон с Лавандой разводятся.
— Думаю, такой исход был очевиден.
— Да, но… — Гермиона не успела договорить. Подошла их очередь на подачу заявки и Люциус начал заполнять бланк. Потом им пришлось позировать для фотографий, и Гермиона решила, что отложит все подробности её с Гарри разговора до их с Люциусом возвращения домой.
Когда они подали заявку и снова пошли танцевать, чья-то рука схватила Гремиону за плечо. Она обернулась. Это была дочь Кингсли, Эостера, с которой год назад они очень тепло общались некоторое время, пока Гермионе не пришлось разорвать общение с ней и братьями Фоули.
— Прости, что отвлекаю, — произнесла она. — Но я хотела с тобой поговорить.
Гермиона посмотрела на Люциуса. Тот лишь пожал плечами и сказал, что будет ждать её у столов с закусками. Со сцены раздался голос ведущего, который начал объявлять список претендентов на звание «лучшей пары вечера» и открыл голосование.
Эостера хотела побеседовать с Гермионой наедине, поэтому они покинули бальный зал и направились в небольшую оранжерею, где в прошлом декабре Гермиона осознала, что ей не нужен никто другой, кроме Люциуса.
— Я возвращаюсь в Америку, — произнесла Эостера, когда они сели на каменную скамью под сенью большой африканской пальмы. — Я знаю, мы долго с тобой не общались, но почему-то я захотела тебе об этом сказать.
— Одна? А как же Салливан? — опешила Гермиона.
— Мы едем вместе, конечно же, — кивнула та.
— Но как же ваши планы купить свой дом в Лондоне?
— Всем этим планам уже не суждено сбыться, — произнесла она. — Я, знаешь, так и не смогла прижиться в Англии. Мне чужды здешние нравы. Вы все такие скованные. Не готовы сознаться в своих чувствах, трясётесь, что вас уличат в чём-то нехорошем. Я знаю, ты всегда считала меня поверхностной…
— Нет, ну что ты! — вспыхнула Гермиона, понимая, что не до конца честна с Эостерой.