Серебряное блюдо

О, город Но-Амон, ты ненавистным стал.
Поднялся прах земли, и ожил, и постлал
Язвящей вши покров. Слепой, бесслышный ад,
Ты ненавистным стал, Амон — столица-град,

Вошь, вошь презренная, тобой земля кишит.
Ты та, кто впереди чумы и язв бежит,
Ты та кто после битв несется из страниц
Раба! Перед тобой падут народы ниц.

Ты мразь ползучая, желта, как золотник.
И рвут себе лицо и дева и старик,
И в гнойных муках мечутся стада овец.
Отец, — воскликнул сын. Мой сын, — сказал отец.

Отец, погас, как ночь пустыни, свет очей.
Отец, я растерзал себя в тиши ночей.
Освободи меня! На волю отпусти!
От кары гибельной меня здесь не спасти.

Мой первенец, мой сын, не свершено возмездье.
Смерть для карателя, сын, не венец возмездья.
Он взыщет плоть за плоть — от пальцев и до губ.
Ресницу за ресницу, зуб за зуб.

Отец, рыдает кровь во мне, как страшный звон.
Пыль, прах земли, мой сын, терзает Но-Амон
Ночь велика, отец, бессменна тишина.
То мщенья ночь, мой сын, а мщенья ночь страшна.

4. Хищники

Стрелой по Но-Амон помчалась рысь стремглав,
Зверь бродит в городе! Кольцо с ноздрей сорвав,
Рванулся бык и пал и снова встал; впотьмах
На черной шкуре кровь, как пламя на углях,

С цепи сорвавшись, псы безумные бегут.
И кто-то крикнул: волк! И, словно в цирке кнут
Страх только подал знак — короткий свист судьбы —
И кони, опьянев, взметнулись на дыбы

И в свалке дьявольской все кругом понеслись, —
Зверь, скот и человек в побоище сплелись.
Мелькают зуб и нож — как сквозь туман гонец.
Отец, — воскликнул сын. Мой сын, — сказал отец.

Отец, когтистый сброд — шакал, орел и волк —
Вонзает клык и клюв. Домашний скот умолк.
Оставь меня, отец, уйди и не клонись…
Отец, отец родной! Ты выглядишь как рысь.

Мой первенец, у всех переменились лики.
И в людях и в скоте сверкают рысьи лики,
И не покинет этот лик века, века
Младенца колыбель и ложе старика.

Отец, скот рвет себя, он в клочья превращен.
Сын, рыси глаз горит над городом Амон.
Отец, в глазах его уж высохла слеза.
Сын, многое еще увидят те глаза.

5. Чума