Серебряное блюдо

Свет факелов, Амон. Он крив, он извращен!
Свет факелов! В нем гнев и радость, Но-Амон!
Амон, ты блеск и мгла. Амон, ты — смерть и мор,
Ты — в гневе женщина, ты — в свете молний бор.

Как часто человек, сглотнув терзаний крик,
Бежит, чтоб обрести веселья краткий миг.
Но в эту ночь чумы не умолкает пир.
Весельем славен он на весь обширный мир.

Амон, свет факелов, веселием горя,
Пройдет материки, переплывет моря
Из рода в род… Незрим, незрим его конец.
Отец, — воскликнул сын. Мой сын, — сказал отец.

Отец, от трупов дым клубится из костров.
Отец, мне хочется разгула и пиров,
И шуток, и забав, и плясок, и проказ.
Мне радость дай, отец, увидеть хоть бы раз.

Мой первенец, мой сын, веселье — дар небесный,
Но нас оно разит страшнее кар небесных.
Дай Бог нам, сын родной, той радости не знать,
Которой вопль — отец, а ужас — ее мать.

Отец, во мне звенит свирели перелив.
Сын, в факельном огне Амон чудесней див.
Бьет барабан, отец, под звуки медных труб.
Сын, в стенах Но-Амон само веселье — труп.

6. Язвы

Блестит луна, легка. Амон, ты онемел.
И серебристый луч — позорища предел.
И сжаты все уста. Кто взглянет только раз,
Испуганно сомкнет ресницы темных глаз.

На стенах, по дворам разостлан язвы слой,
Зелено-розовый с зернистой белизной.
И на плоти людской зардели жемчуга.
И плоть твоя не плоть, а острый нож врага.

Амон, проказой все в тебе поражено:
Молчание друзей, сон улиц и вино.
Свирели плач — созвучья чистого венец…
Отец, — воскликнул сын. Мой сын, — сказал отец.

Отец, в потоках рек пожар мой погаси.
Сгораю, я, отец, избавь меня, спаси!
Из пламени, отец, язвящего огня
Неси меня к заре, к заре иного дня.

Мой первенец, мой сын, к спасенью нет дороги.
Нам некуда бежать, проказа на дороге.
Сомкни глаза, и ясным станешь как хрусталь.
Не жди утра вдали. Покрыта язвой даль.

Отец, на всем живом цветистых язв узор.
Луною в Но-Амон, сын, освещен позор.
Смеясь, отец, луна плывет легка, легка…
И на младенца, сын, глядит издалека.

7. Град