Итачи обхватил запястье Кабуто пальцами и дернул парня на себя, впиваясь в губы бешеным поцелуем.
Тот вжался, отвечая не менее бешено и жадно, притягивая к себе обеими руками. Одежда стала жутко мешать и полетела в траву. Кабуто с каким-то восхищённым ужасом на краю сознания следил, как его самого накрывает волной желания. Хотел движения? Оно может быть и таким.
Итачи с трудом оторвался от губ, только для того, чтобы перейти на шею. Кабуто ахнул, рыкнул и принялся яростно сдирать этот дурацкий плащ, который, конечно, прекрасно скрывал фигуру и движения… И который, сцуко, скрывал фигуру и движения!
А Итачи… Полыхал. Если до этого его можно было сравнить с медленно тлеющим торфяником — опасно, долго, не знаешь, куда ногу поставить, но открытого пламени и нет — душит дымом, — то теперь Учиха полыхал адским пламенем. Жарко, больно, безумно опасно… И завораживающе. Увидеть на этом лице не застывшую фарфоровую маску, не тусклые, словно припорошенные пеплом глаза… Как бы ни растили Учиху, его тоже переломили против характера. Или он переломил себя сам…
И уж точно ему не приходило в голову использовать Тсукуёми, чтобы это исправить.
Не играй с адским пламенем — сгоришь, и следы от него не лечатся. Только вот Кабуто и не играл.
Итачи прикусил губу, толкнулся языком в рот. Притерся всем телом максимально плотно, вцепился крепко, вминая пальцы в кожу как совсем недавно в дымные завитки Шишибея.
— Хочу, хочу, хочу… — тихим, сводящим с ума шепотом.
— Так бери, Итачи… — на выдохе. — Бери, всё, что хочешь…
И снова укусил. Потому что невозможно. Потому что чесались зубы. Потому что он такой великолепный, жаркий, невыносимый… Потому что память восстановилась, а здравый смысл где-то потеряли. Потому что… Можно.
Да, можно.
Учиха резко выдохнул, почти вытолкнул из себя воздух с протяжным «ххха-а-а-а». Облизнулся. Скользнул вниз совершенно змеиным движением, жадно заглатывая такой восхитительно возбужденный член. Сжал губы, невольно прикрыл глаза, наслаждаясь тем, что это его так хотят. Что для него эта переполняющая тело жажда.
Жажда не просто касаний, секса или даже любви — жажда жизни. Такой стремительной, изменчивой, непостоянной.
Такой живой.
Да, это не повод менять свои планы относительно брата — но, может, хватит хоронить себя заживо?
Пусть всего полгода… Но они есть. И только от его выбора зависит, как именно их провести.
Итачи хотел быть это время действительно живым.
— Хм… Интересно, — произнёс Кабуто после долгого молчания.
— Что именно? — лениво уточнил Итачи.
Они как раз лежали на мягкой зелёной травке, подсвеченной шаринганистой луной. Трава волею Учихи не рвалась и не пачкала, и лежать на ней было более чем удобно.
— Воспоминания. Они не изменились… Просто стало к ним совсем другое отношение. Помню, что в какой-то определённый момент мне было очень больно… Или страшно… Или… Но это как будто происходило не со мной, просто слово в книжке, а не чувство. Вместо страдания — а мне насрать, я охуенный дымный волк, бе-бе-бе. Хм… Кажется, основным преступлением против моей сущности была попытка привить мне мозги. Но так странно… Без напряга всё. Даже Орочимару-сама — да, по-прежнему крут, но как-то умеренно, умеренно.
— Хм… А не боишься, что это влияние Тсукуёми? — все так же лениво поинтересовался Итачи, переворачиваясь на бок и запуская руку в мягкие пепельные волосы. — Ну, к примеру, я решил подстраховаться и ослабить влияние основных конкурентов на твое внимание, нэ?
Кабуто подумал.
— Не. Нафиг бы тогда называть это пыточной техникой, если можно просто вызвать доверие, и пациент рассказал всё бы сам? Или если бы можно было просто прочитать мысли… То есть власть тут твоя, конечно, велика, но всё-таки не безгранична.
Итачи невольно качнул головой. Реакции Кабуто всё ещё вгоняли его в удивленно-ошарашенное состояние. Вот и сейчас — пусть не безграничное доверие «потому что это ты», но, право слово, они и знакомы-то всего недели две! А ещё вот такое не просто безграничное, а подкрепленное рациональным объяснением доверие трогало ещё больше. Потому что точно с таким же успехом можно было найти логические объяснения того, что Учиха всё же может влиять на сознание своих жертв. И это было… Приятно. Щекотало в груди теплом.
— Ты всегда ищешь в людях лучшее?
Кабуто захихикал.
— Прекрасная тактика, не? Что ищешь, то и найдёшь…
— М-м… Не знаю, не проверял, — Итачи привстал, потянулся. — Кабуто… Хочешь полетать?
— Хочу, — приподнялся он.
Учиха кивнул, сосредоточенно свел брови. Себе создать крылья получилось легко — всё же его любимый трюк с превращением в стаю воронов позволил приобрести некоторые представления о том, как именно это должно работать. Огрехи в любом случае поправит Тсукуёми. А вот над Кабуто Итачи неожиданно озадачился. В первую очередь потому, что при попытке вообразить его с крыльями для наложения соответствующей иллюзии упрямо представлялся дымный волк, бегущий по облакам без всяких вспомогательных средств.
— Кабуто… А не хочешь сменить форму? Это ведь не физическое тело. Мне кажется, тебе-волку даже крылья не нужны.