— Э-э-э… — озадачился Кабуто. — Ну да, кое-что я сделал… Хотя кеккей генкай можно было бы осваивать побыстрее. И не в полевых условиях! Я тебе почти бокс медицинский организовал, только печатей не хватает, но они и не нужны в таком случае…
— Не кое-что, — Итачи встряхнул волчонка сильнее, так, что аж зубы клацнули. — Прекрати принижаться! Сколько из шиноби способны лечить хотя бы простейшие раны? А сколько из медиков смогут организовать такой бокс за несколько часов?
— Ну… Орочимару-сама…
— Тьфу! Орочимару сколько лет? Он в твои годы с командой ходил да призыв осваивал под теплым крылом Хирузена, а не водил за нос опаснейших шиноби мира!
Кабуто озадачился. Очень озадачился. Открыл рот, собираясь что-то сказать. Закрыл рот. Задумался. Робко спросил:
— И какова твоя оценка моих способностей?
— В прямом боестолкновении пока что где-то А, но по совокупности характеристик на S вполне потянешь. Тебя ведь нет в книгах Бинго, верно?
— С чего бы мне там быть? Я тихий мирный няшка. Очки только потерял…
Итачи усмехнулся, нажимая пальцем на кончик носа Кабуто:
— Тихий мирный няшка, который почти урыл Тсунаде. Она, конечно, на тот момент была немного не в форме, но звание санина так просто не пропьешь.
— Вау… — только и сказал Кабуто. — Это как… Это что… Это я-а-а?.. Бля.
Его как будто пыльным мешком по голове стукнули. Да, ему приказывали, но выполнял приказы он сам. Да, он продолжал уже начатые исследования, но сам продолжал их. Да, его учили, но он и сам техники разрабатывал и усовершенствовал.
— Я могу прекращать тебя трясти, да? — уточнил Итачи, любуясь пришибленным выражением лица и совершенно ошарашенным взглядом. — Или поцеловать для закрепления эффекта?
Кабуто поднял на него взгляд, задумавшись, а стоит ли в заслуги записывать захомутывание Учихи? Хотя бы на коротких дистанциях? Выходило, что можно… И это было ваще невероятно.
— Поцелуй, — согласился он чуть заторможено.
Итачи очень ласково коснулся ладонью щеки. Убрал за ухо выбившуюся из хвоста прядь волос, погладил скулу. Наклонился, почти касаясь губами губ, улыбнулся:
— Ты удивительный, Кабуто. И восхитительный сам по себе.
Поцелуй вышел нежным, сладким и ласковым. Итачи ласкал губы языком, перебирал волосы, гладил лопатки и проходился ладонью по талии. И улыбался, мягко мерцая глазами.
А Кабуто таял. Таял с полным правом, ощущая прикосновения как никогда полно. Не украденные, не одолженные, не прописанные для оздоровления, не нужные для удовольствия другого. Нет. Это все ему. Для него. Он действительно этого…
…заслуживает?
О, да.
Кабуто до-о-олгое время переваривал новость о том, что он, оказывается, сам по себе крут. И не просто крут, а крут весьма существенно. Кому-то это могло показаться глупостью, но для него… Для него осознание, что солнце светит не только для кого-то там, но и для него, заставило его чувствовать этот солнечный свет в тысячу раз острее, еда оказалась в тысячу раз вкуснее, а Итачи — в десяток раз охренительнее.
В тысячу не получалось, потому что у охрененности есть свой лимит, упирающийся в бесконечность.
И тем обиднее было, что на Итачи у него не «право собственности», а «полугодичная аренда». Термины были так себе, но суть явления отражали.
Ещё один день они провели в городе, чтобы к Учихе уже точно-точно его зараза не вернулась. Больше их в Оширу ничего не держало — стратегический запас лекарств и витаминов Кабуто купил еще при первом вояже по аптекам. Отошли от города, перевоплотились обратно в Акацки, связались с лидером с помощью какого-то странного дзюцу. Кабуто отошел в сторонку даже не из деликатности, а для того, чтобы не светиться лишний раз — мало ли на что способен риннеган. Хороший шпион хорош и тем, что незаметен.
Иронично вышло — он должен был стать шпионом для Акацки, а на деле разнюхивает все о них самих. Только он ещё подумает, докладывать ли о полученной информации Орочимару-сама…
Итачи большую часть времени молчал и сосредоточенно анализировал собственное состояние. Вроде бы на первый взгляд ничего не изменилось… Но только на первый.
Капля-другая свободной чакры — и движения уже обретают полузабытую лёгкость. Ту самую, которой накрыло после первых укусов Шишибея, когда земля рвется из-под ног и словно бы сопровождает каждый шаг лёгким толчком. А еще… Это только в итоге получалась капля. Как оказалось, таящаяся внутри болезнь поглощала не так уж мало сил. Сейчас эти высвободившиеся ресурсы перераспределялись, получали подпитку в виде лекарств и постоянных сеансов с медчакрой… Зрение стало уже заметно четче, и Учиха то и дело залипал на какую-нибудь мелкую деталь. Качнувшаяся ветка, отмахнувшийся от мошек Кисаме, сдувший с лица волосок Кабуто… Итачи очень рано активировал шаринган, он рос с ним, он долгие годы обладал Мангекю — но слишком давно его зрение начало меркнуть, чтобы яркость красок и четкость линий не стали открытием.
Итачи даже слегка опасался эффекта шарингана, когда зрение полностью восстановится.