Волчонок тявкнул, поднял уши и радостно завилял хвостом, мгновенно превращаясь в дружелюбного щенка. И даже сам сунулся под руку, напрашиваясь на поглаживание.
— Итачи, — уже уверенней повторил ребёнок.
Вообще-то в таком возрасте детям связно говорить не полагалось, но, видимо, за основную личность всё же зацепилось что-то из осыпавшейся вместе с ментальными закладками внешней оболочки. Учиха слабо улыбнулся, погладил ластящегося зверя.
— Как тебя зовут?
Конечно, снятие закладок не должно вернуть память, но мало ли? Хотя если судить по возрасту — парень был совсем малышом, когда ему впервые влезли в мозги.
Мальчик открыл рот, набрал в грудь побольше воздуха… И снова разревелся:
— Нипомню-у-у…
— Ничего страшного, — Итачи снова начал его укачивать. — Если не помнишь, можешь просто выбрать новое. Хочешь?
— Где моя мама? — имя мальчишку волновало в последнюю очередь.
Волчонок грустно заскулил.
— Я не знаю, — покачал головой Итачи. — Я даже не знаю, откуда ты.
Учиха сейчас почти не думал логически. Ему и в самом деле хотелось помочь этому ребенку, а то, что он уже вообще-то здоровый парень с покорёженной психикой, отошло на второй план. Конечно, можно было бы создать в Тсукуёми что угодно — и мальчишка охотно поверил бы, что это его настоящая мать, — но до такой степени жестокости Итачи еще не опустился.
— Ясно, — мальчик вытер слёзы ладонью и опустил голову, неловко складывая ладошки на коленках. — Я ей не нужен. Я никому не нужен.
Волчонок бросился на него, начиная яростно вылизывать лицо. Мальчик фыркнул, попытался загородиться рукой.
— Мир шиноби жесток, — негромко сказал Итачи. — Иногда мы не можем прийти вовсе не потому, что нам этого не хочется.
На сердце словно скреблись огромные безжалостные лисы — мальчишка разбередил все то, что Учиха и рад был бы забыть. А еще он был таким искренним, так ярко реагировал на любую эмоцию… Так искренне плакал. В груди щемило от желания и невозможности помочь — Итачи помнил, что он нукенин и не лучшая компания для кого бы то ни было.
Волчонок остановился, посмотрел на него удивлённо. Мальчик серьёзно кивнул, отводя взгляд. Волчонок прижал уши к голове, ощерился угрожающе. Призрачные белёсые глаза зажглись адским пламенем.
— Не надо, Шишибей! — мальчик кинулся обнимать своего волка за шею. — Итачи хороший. Он ни в чём не виноват.
А волчонок рычал и рвался вперёд, сдерживаемый маленькой детской ручкой. Учиха приподнял уголки губ в грустной улыбке, положил ладонь ему между ушей, ероша то ли шерсть, то ли языки призрачного пламени.
— Если бы все можно было решить клыками…
Однако то, что имя своего волка мальчишка то ли помнил, то ли только что придумал, Итачи для себя отметил. Что это означало, можно было подумать и позже — времени для этого было более чем достаточно. Сейчас же Итачи чувствовал себя смертельно усталым — словно ему снова тринадцать и он только-только покинул Коноху, оставив за спиной вырезанный клан и маленького брата. Даже места те же самые, хотя тогда он бы вряд ли стал с кем-нибудь заводить разговоры.
— Ну, успокойся! — потребовал мальчик, приподнимая своего волка так, что он открыл беззащитное дымное пузо. Зверь начал бить лапами, но вырываться серьёзно по-прежнему не пытался. — Успокойся. Аыы…
Мальчик снова расплакался, отпуская волчонка. Тот испугался, заскулил, начал бегать вокруг… Столько лет оберегал, но так ни разу пообщаться не получилось.
— Я буду хороши-и-им… Пожалуйста, Итачи…
Учиха закусил губу. Притянул мальчишку к груди, обнимая, как самое ценное — и сам не заметил, как затрясся в сухих рыданиях. Столько лет… Он привык быть сильным. Бесстрастным, равнодушным даже. Он привык, что мир готовит для него только удары, и давно научился бить на поражение первым.
Итачи забыл, как это — быть кому-то нужным.
Он был нужен Саске — но всего лишь как символ, цель. Стена, которую нужно перелезть и оставить позади. Знак горького прошлого, который стоит разбить.
Некоторым была нужна его сила — но подошла бы и любая другая.
Кисаме… Сложно сказать, нужно ли было напарнику от него хоть что-то, или же он, подобно самому Итачи, считал, что Учиха просто наименее проблемный в их безумной организации.
Мальчик обнял крепко-крепко, вжался, засопел. А потом и вовсе начал успокаивающе гладить его по голове.
— Не отдам, — тихо проговорил он. Волчонок согласно тявкнул.
Итачи сгреб их обоих, прижал к себе и зарыдал уже в голос — без какой-то особой причины, просто выплескивая все, что накопилось внутри и так и не было выплеснуто. Ребёнок гладил и прижимался, волк сочувственно сопел и грел сухим призрачным жаром. Мальчишка снова гладил пухлой неловкой детской ручкой и думал, что обязательно станет самым-самым хорошим, самым-самым нужным и защитит Итачи. И никогда-никогда не позволит ему его оставить.
— Итачи хороший… Итачи нужен…
— Ками, да откуда же ты такой взялся? — выдохнул Итачи, когда его немного отпустило. — Я же нукенин, убийца…
А руки вопреки словам успокаивающе гладили ребенка по спине — хотя, похоже, его-то как раз успокаивать уже было не нужно.