Серебряное солнце (СИ)

Итачи молча поднялся, занял место за плечом Кабуто. Так же молча кивнул Орочимару, не то благодаря за разговор, не то отдавая должное этой встрече. Шагнул в открытый Якуши портал. И только в пространстве Тсукуёми все-таки спросил:

— Волчонок… А что такое цитологические формы?

— Формы клеток. Биологических, — вздохнул тот, осторожно щупая уши. — Эх, я бы тоже хотел на них посмотреть!

— Но если вернешься, тебе не только уши надерут? — проницательно заметил Итачи.

— И не только покусают. Полагаю, Орочимару-сама решит, что лучше сам прибьёт идиота…

— Зато он за тебя волновался, — мягко улыбнулся Итачи. — И, кажется, не только он.

— Ага… — Кабуто расплылся в совершенно идиотской улыбке.

Учиха обнял его, прижимая к себе и мягко поглаживая по волосам. Теперь, когда выражение лица было скрыто, можно было позволить улыбке стать отчетливо грустной. У Кабуто были те, кто им дорожил, те, кто ждали его обратно. Это хорошо…

А самому Итачи оставалось только довести свой план до конца.

— Ох! — вырвалось у него, когда Кабуто смачно зарядил ему под дых. Учиха как-то упустил из виду, что волчонок — эмпат.

— Я знаю, о чём ты думаешь… — проговорил он угрожающе.

Учиха, вопреки ожиданиям, не стал отпираться или уходить в себя. Он поднял на Кабуто несчастный взгляд и почти прошептал:

— Тогда разубеди меня, волчонок…

— Ох… — тот упал рядом с ним на колени. — Я просто… Ну не знаю… Возможно… Да нет, ерунда. Забудь. Иди, убивайся об брата. Надеюсь, он тебя хотя бы заметит, не так обидно будет.

— Забыть о чем? — Итачи изломал брови в болезненной гримасе.

Очень хотелось обхватить себя руками за плечи, чтобы хоть так сдержать накатывающую дрожь, но Учиха еще помнил, что такой жест смотрится слишком беспомощно. А еще в глазах щипало, словно кто-то щедрой рукой сыпанул в них перца.

— Обо мне, — пожал плечами Кабуто. — Я же не стою того, чтобы выжить.

Итачи хватанул воздух ртом. Показалось, что снова прилетело под дых, да не рукой, а чем-то гораздо более весомым. Даже будто хрустнуло что-то, ломаясь, но вместо крови внутренности затопило чем-то другим. Горячим, обжигающим даже.

— Ты же так… Не думаешь? Ты… Не должен… Так, — Итачи протянул руку, но пальцы замерли в волоске от кожи, не решаясь коснуться.

— Не должен? — тихо спросил Кабуто, поднимая пустой, усталый взгляд. — Факты говорят сами за себя.

Учиха закусил губу. То, к чему его подталкивал Якуши, та мысль… В нее никак не получалось поверить до конца.

— А… Ты хотел бы… Чтобы я… Чтобы со мной? — слова цеплялись за горло, словно отчаянно не желая вылезать наружу. — Чтобы… Не только полгода?

В той картине мира, которую Итачи для себя выстроил, он должен был остаться для Кабуто приятным, но временным эпизодом. Тем, о котором вспоминаешь с теплотой, но который вряд ли смог бы составить для тебя что-то жизненно важное.

— Да, — спокойно, твёрдо. — Хочу. Очень. И год, и десять лет… Целовать руки, массировать спинку. Провоцировать язычки пламени, выглядывающие из-за фарфоровой маски, в которую превратилось твоё лицо. Хочу отогревать, учить улыбаться чаще, чем раз в десять лет. Хочу учиться улыбаться вместе с тобой… Хочу смешивать дыхание… И чувствовать, как синхронно оно сбивается…

Итачи закусил губу ещё сильнее, прокусывая её насквозь. Его затрясло, заколотило даже — и он снова почувствовал-услышал тот фантомный хруст, как будто что-то сломалось.

Как будто откололся кусочек от той самой невидимой маски, про которую говорил Кабуто.

И как будто ломалось ещё что-то — даже не ломалось, выворачивалось с корнями, с болью и гнилью, лопаясь и окончательно затапливая грудь и горло вязким горячим чувством…

…которое невозможно было удержать в себе и которое выплескивалось беззвучными сухими рыданиями, из-за чего тело ломало, будто в судорогах.

Кабуто приник, обнимая, сжимая руки на спине в замок, желая как-то оградить, защитить… Но как ирьёнин он понимал, что от уже полученных ударов защитить не удастся, и что иногда придётся причинить боль, чтобы вылечить. Он был малость удивлён, что его слова подействовали… Так остро. Однажды он не удержался и спросил у Наруко, как это её брату удаётся так сильно влиять на людей. Та недоумённо на него посмотрела, пожала плечами и сказала: «Он просто говорит правду».

И, кажется, сейчас он сказал ту самую… Скрывавшуюся даже от него… Пронзающую насквозь правду.

========== Часть 18 ==========

Ночь прошла для Итачи тяжело. Нет, основной выплеск эмоций пришелся на Тсукуёми, и времени в гендзюцу было достаточно, чтобы успокоиться… Или убедить себя, что успокоился. Учихе было стыдно — и за то, что он так вывалил всё на Кабуто, и за то, что волчонку пришлось самому озвучивать то, что его терзало. А ещё Итачи совершенно не знал, что делать дальше. Кабуто сотню и тысячу раз стоил того, чтобы выжить… Но имел ли право жить сам Итачи? Вернее, не так. Имел ли он право отбирать у Саске право на месть за убитое детство, трупы родителей перед глазами и трое суток Тсукуёми, которые обеспечили отото цель и неимоверную по силе мотивацию стать сильнейшим, но сломали того весёлого ребенка, которого Итачи знал?