— А стоило бы, — философски произнёс Кабуто. — Я же помню, кто тебе понравился. У нас вкусняшки оказались жертвой побега. Тут есть где-нибудь место, где можно ими разжиться, или будем строить из себя сур-ровых нукенинов, на обед жующих сырое мясо противников?
— Зачем сырое? Попроси Учиху, он тебе Катоном пожарит.
Дейдара смотрел на эту ленивую пикировку таким взглядом, что Учихе даже стало его слегка жалко. Кажется, добродушный Кисаме не вписывался в его картину мира ещё больше, чем сам Итачи с флейтой. Даже странно, почему Хошигаке так успешно удавалось поддерживать репутацию нелюдимого отморозка. Может, тоже ореол?
— Да ладно, Катоном — и не пережарить? Не верю, — скорчил недоверчивую мордочку Кабуто.
Его вообще пёрло, как от особо забористых составов на философских вечерах Орочимару-сама. Эйфория захлёстывала с головой, и даже прямая угроза от нукенина S-класса в морде Хидана не могла сбить с этого ненормально-радостного настроения.
— Это же Учиха, — хмыкнул Кисаме. — У него получается.
Причем ни словом не слукавил — пару раз Итачи действительно запекал мясо таким образом. Правда, скорее на спор, но ведь не спалил же.
— Здесь неподалеку есть идзакая, — подал голос Дейдара. — Не знаю, как насчет продажи на вынос, но кормят там вкусно.
— М-м-м, кто-то не дурак вкусно пожрать, — умилился Кабуто, плавно перемещаясь поближе к Дею и обнимая его за плечи. — Эт хорошо…
Дейдара покосился на него, потом на Учиху. Опасливо уточнил:
— А что такого? Вкусно пожрать все любят…
— Ты удивишься, но нет, — проговорил Якуши, стараясь не затискать настороженную деточку. Хотя в таком состоянии он бы полез обниматься даже к Самехаде. Особенно к Самехаде, она такая ми-и-илая. — Как прекрасен этот мир, посмотри-и-и…
— Учиха, ты что с ним сделал? — поинтересовался Кисаме. — Такое чувство, что вы там не целовались, а саке хлестали.
Дейдара невольно смутился. Несмотря на пробивной характер, подрывник чувствовал себя довольно неловко в объятиях чужого любовника.
— Ой, а человек просто счастливым не может быть? Без всякого алкоголя? — Кабуто отлип от насупленной деточки и двинулся в сторону большой рыбки. — Я и тебя обниму!
Итачи наблюдал за этим беспределом с призраком улыбки на губах. Ну, невозможно было оставаться полностью невозмутимым, когда Кабуто так плещет радостью во все стороны.
Хотя выяснить, с чего это Якуши так счастлив, все-таки стоит.
Вот дойдут до идзакаи, поедят, а там можно будет и спросить. Да и в плане сбора слухов местечко должно было быть удобным — если уж мимо проходящий нукенин оценил, то местные тем более в курсе.
— Хаджиме, а у Кисаме, случаем, нет ореола?
— О, сейчас проверим! — Кабуто обнял несопротивляющуюся рыбку за пояс. — М-м-м… Шесть меток шинигами, а так рыбка добрый, рыбка хороший… Непонятно, почему ещё жив, но хороший…
— Шесть чего? — нахмурился Кисаме.
— Меток шинигами? Это что вообще такое? — поинтересовался Итачи.
— Ну, метка. Шинигами, — отозвался Кабуто. — Что непонятного?..
Пьяный, пусть и от счастья, сенсор — это всё-таки головная боль.
— И как эта метка влияет на человека? — терпеливо уточнил Итачи. — Насколько странно, что их шесть?
— Ну… Это плохо совместимо с жизнью. Вон, у Дейдары полторы, и то могилка манит-манит… Кажется, я даже знаю, кто поставил… Хи-хи-хи, зашибись! Охота за джинчурики вам выйдет боком. У большинства джинчурики так или иначе есть кровь Узумаки. А кровь Узумаки — способность поставить метку, даже невольно. Поставить или снять, да. Кисаме, ты почему ещё жив-то?..
— А с чего бы мне умирать? — удивился Хошигаке. — Если бы все дохли только от того, что им пожелали сдохнуть, шиноби долго бы не протянули.
— А почему полторы-то? — недоуменно нахмурился Дейдара. — Я только одного джинчурики ловил… Или половина от Двухвостой, потому что запечатывали все вместе?
— Хаджиме, тебя снова эмоциями кроет? — задумчиво поинтересовался Итачи. — А чьими?
— Слишком много вопросов! — Кабуто многозначительно приподнял палец. — И правда, Кисаме, почему бы тебе не жить?.. Кроме того, что от метки как минимум портится аппетит и ухудшается здоровье. А тебе хоть бы хны. Дей. Основную метку ты словил от джинчурики Девятихвостого, я тебе отвечаю. Итачи. Да, меня кроет. Чьими эмоциями… Кажись, твоими. Ик!
Хошигаке только хмыкнул, выражая свое отношение к какой-то метафорической причине, по которой у него должен был испортиться аппетит. А Итачи… Итачи смутился. Причем настолько, что даже не удержал контроль над лицом, и на скулах проступил бледный, но все-таки заметный румянец. Дейдара только чудом удержался от того, чтобы уронить челюсть. Даже не потому, что Учиха оказался в принципе способен смущаться — он уже понял, что Итачи не настолько бесчувственный, как пытается показать. Просто слишком уж резкий контраст оказался между Учихой-не-дыши-в-мою-сторону-неудачник и стеснительной-няшкой-Итачи, которую хотелось… Ну да, обнять и затискать.
Кажется, Тсукури понял, что Хаджиме имел в виду, говоря о шарме Учих.