Серебряные облака

Вальтер наконец понимает, к чему я веду; выражение его лица резко меняется: вместо растерянности – предельная сосредоточенность.

– А какой чин был у Джеральда в «Дозорных»? Вы сказали, что, когда он ушел в начальники гавани, капитаном стал Альфред. Получается, Джеральд тоже был капитаном?

Вальтер кивает.

– И золотой значок у него был?

– Был, как не быть. Он его и потом носил, на форму начальника гавани приколол. Не знаю, для важности или потому что гордился «Дозорными». Знаю только, что так делать не положено.

– А теперь догадайтесь с трех раз, есть еще у Джеральда этот значок или его больше нет? – спрашиваю я, и мы дружно поворачиваем головы в сторону офиса начальника гавани. – Лично я готова поспорить на что угодно, что он его потерял; и к тому же уверена, что все мы даже знаем где.

– И что теперь? – спрашивает Талия, когда, вернувшись на метеостанцию, мы ей обо всем рассказали. Фишер приехал на остров вместе с нами, и мы вчетвером обсуждаем ситуацию и строим планы действий.

– Кажется, мы в тупике, – сокрушается Джейми. – В том, что Джеральд в этом замешан, у нас нет никаких доказательств. Одни догадки.

Я выдвигаю свой следующий довод:

– Меня всегда удивляло, что Джеральд ничего не видел. Если, как мы подозреваем, в Сент-Феликсе орудуют контрабандисты, в какой-то момент начальник гавани обязательно бы заметил что-то подозрительное.

Стараясь соблюдать объективность, Джейми возражает:

– Но, если контрабанду всегда доставляют в пещеру ночью, вполне возможно, что он ничего не видит. Пещера-то от гавани в стороне.

– Я продолжаю следить за прогнозами «Дозорных», смотрю, будут ли у них еще ошибки, – вставляет Фишер. – Правда, если мы обнаружим несоответствия задним числом, искать доказательства будет уже поздно.

– И все-таки надо продолжать следить за их прогнозами, на основе наших наблюдений постоянно делать собственные и все время сравнивать; как увидим расхождения – значит, должно что-то произойти.

– Ну, увидим мы расхождения, и дальше что? Это же не голливудский фильм, чтобы с прожекторами на них налететь и вывести из пещеры на чистую воду. – Джейми продолжает разыгрывать сомневающегося, и Талия тут же ему возражает:

– Мы этого сделать, конечно, не сможем. Но если о наших подозрениях поговорить с полицией, они нашей информацией наверняка заинтересуются.

– Посмеются над нами – и только, – парирует Джейми. – Скажут: «Ваши доводы вилами по воде писаны».

– Я могу поговорить с Вуди, – предлагает Фишер. – Это наш местный участковый. Хороший мужик, но у нас здесь тишина и покой, и делать ему особенно нечего. Он вполне может загореться перспективой громкого дела.

Я соглашаюсь:

– Стоит попробовать. Но пока давайте подождем и постараемся сами зафиксировать любые странности.

Контрабандисты, однако, были отнюдь не единственной проблемой, которая меня сейчас занимала: странная погода по-прежнему вызывала мое беспокойство.

– Ты же ничего не можешь с этим поделать, – говорит Джейми как-то вечером спустя несколько дней после нашего разговора с Вальтером. – Из того, что погода не укладывается в твои красивые графики, вовсе не следует, что что-то идет наперекосяк.

– Метеорология – это наука, а в науке нет аномалий. Она построена на тщательно выверенных уравнениях и расчетах. За это я ее и люблю: она дает ясные и четкие ответы, в ней все или черное, или белое, а серого – чтоб ни вашим, ни нашим – нет.

Джейми усмехается:

– Но в жизни-то, Скай, черного и белого не бывает. Я думал, ты сама поняла это здесь, на острове. Нам всем кажется, мы знаем, куда идем и что делаем. А как жизнь подбросит парочку сюрпризов – вот мы и сбиты с панталыку. Вон хоть на нас с тобой посмотри.

Мне не очень понятно, о чем он говорит, о наших жизнях и наших недугах или о нашем романе.

– Но я тебе про метеорологию говорю, а в метеорологии все иначе, – настаиваю я. – Нельзя сложить два и два и получить пять. Так и в моей науке: определенные погодные фронты означают, что произойдет то-то и то-то: ветер может быть чуть сильнее, а солнце чуть жарче – вот и все вариации. Но ветер обязательно будет дуть, а солнце непременно будет светить.

– И ты хочешь сказать, что сейчас этого не происходит? – терпеливо допытывается Джейми.

– Хочу. Хочу сказать, что сейчас слишком много отклонений. Здесь мы с тобой оба видели, как облака посылают какие-то сообщения. Но я не об этом. Я не просто об облаках – у меня такое впечатление, что все, что происходит с погодой, все пытается мне о чем-то сказать…

Джейми смеется:

– Значит, сначала ты говоришь, что погода – явление точное и предсказуемое, а потом – что она передает тебе тайные сообщения?

– Ты думаешь, я этого не понимаю? Думаешь, я сама себя не слышу? Меня раздражает уже то, что мне в голову может прийти что-то подобное. Но что-то странное здесь происходит, это точно. И, клянусь тебе, я разберусь, что именно.

– Ты весь день просидела над своими записями, – укоряет меня Джейми, глядя на мой рабочий стол, покрытый нашими журналами наблюдений. – Опять переработаешь.

– Да я прекрасно себя чувствую.

Он бросает на меня еще более укоризненный взгляд: