Серебряные осколки

Они ушли, но Уинифред еще с добрую минуту не могла заставить себя пошевелиться. Зажмурившись до боли в веках, она застыла, чувствуя горячую тяжесть рук Теодора на собственных плечах. Он не торопил Уинифред, но ей все равно казалось, будто юноша придавливает ее к земле.

– Извини, – прошептала она, когда звуки в фойе стихли.

– За что? – изумился Теодор.

Его пальцы мягко стиснули ее плечи.

– За то, что ошиблась. – Уинифред подняла голову и, щурясь на свет, попыталась стереть злые слезы, но из-за надетых перчаток получилось только размазать их по лицу. – Все это время мы гонялись за невинной женщиной. Боюсь представить, чего это нам может стоить.

– Мы все еще не знаем, насколько она посвящена в работу мистера Даска, – возразил Теодор.

Но сомнение в его голосе было настолько очевидным, что Уинифред фыркнула:

– Это невозможно. Ты сам в это не веришь.

– Но почему? Она ничего не говорила своему дяде о работе мистера Даска.

– Разве ты не понимаешь?

Юноша покачал головой.

– Тедди, если бы Розамунда знала, чем занимается Даск, она никогда не предположила бы, что он бросит работу. Такую работу, как у Даска, невозможно просто так оставить.

– В любом случае… прошу, не вини себя. Пусть она и не принимает участия в делах мужа – хотя бы это мы знаем, верно? Когда найдем мистера Холбрука, мы сообщим ему, что Даск скрывает от него свою жену.

– Сомневаюсь, что тайная любовь заинтересует его больше, чем кипа украденных документов за стенкой шкафа, – огрызнулась Уинифред и тут же одернула себя. – Впрочем, это не важно. Сейчас мы не знаем даже того, где скрывается Холбрук.

Юноша промолчал, и Уинифред сглотнула. Пускай Дарлинг и не винит ее, он не может отрицать, что ответственность за ошибку лежит на ней. Они потеряли много времени, выслеживая женщину, которая не может их никуда привести.

– Мы ведь… дослушаем оперу до конца? – осторожно спросил Теодор.

Будь у него собачьи уши, он наверняка прижал бы их к голове.

Уинифред не хотелось слушать паршивую оперу, не хотелось ни на кого смотреть, не хотелось изображать интерес. Овладевшее ею безразличие было похоже на кошмарный сон, в котором каждый шаг дается с таким трудом, будто кто-то тянет за щиколотки.

– Конечно, – вяло согласилась она, даже не взглянув на Теодора. – Пойдем.

Уинифред шагнула вперед, но он не сдвинулся с места. Их сцепленные локти не давали ей идти.

– Я передумал… Поедем лучше домой, – предложил Дарлинг, отчего-то показавшийся еще более виноватым, чем раньше. Может быть, он ожидал отказа. – По-моему, уже поздно.

В его лице читалось сострадание. Уинифред было так тяжело, что она не стала отнекиваться. У колоннады театра они поймали экипаж и покатили по серебряным от дождя и лунного света улицам.

Домой к Келлингтону они приехали почти к полуночи и ожидали встретить тихий потухший холл, но тот почему-то оказался оживлен. Младшие горничные сновали в коридорах с тазами холодной воды и чайниками с кипятком, из носиков которых лентами вился пар. Уинифред вглядывалась в лица, освещенные желтым светом свечей, и ее понемногу сковывало тревожное предчувствие. В последний раз прислуга была так оживлена, когда к Келлингтону привезли полуживого Стеллана.

– Что-то случилось? – тихо спросил Теодор, обратившись к проходившей мимо горничной со связкой белых восковых свечей в руках.

Та округлила глаза и пролепетала:

– Не знаю… Думаю, миссис Хаксли лучше объяснит…

– Так позови ее! – рявкнула Уинифред и отвернулась, чтобы не видеть страха в глазах горничной и разочарования – в глазах Дарлинга.

Она знала, что происходит. И не хотела, чтобы горничная звала миссис Хаксли, которая собиралась подтвердить ее худшие опасения.

Теодор нашел ее ладонь. Сцепив руки, они так и стояли на пороге, пока старшая горничная не выглянула из кухни. В руках она держала маленькую деревянную шкатулку.

– Что случилось? – напряженно спросила Уинифред, когда женщина приблизилась к ним. – Почему все бегают?

– Мисс Лун снова упала в обморок, – помедлив, сообщила миссис Хаксли. Она поминутно опускала взгляд на шкатулку у себя в руках. – На этот раз у нее начался припадок. Доктор подозревает, что виной этому другая болезнь, поборовшая ослабшее от чахотки тело. Она…

Женщина запнулась, и у Уинифред по плечам и спине пробежал холодок. Рука Теодора в одно мгновение взмокла.

– Если приступ окажется достаточно сильным, она может не дожить до утра.

За ее спиной послышался звон разбившегося стекла, и все обернулись. Одна из младших горничных выронила пузырек с каким-то лекарством и опустилась на колени, чтобы вытащить из лужицы тинктуры крупные осколки темно-коричневого стекла. Ее плечи мелко подрагивали.

Глава 17 Больные и спящие