Серебряные осколки

С видом, будто она до сих пор колеблется на грани потери сознания, Уинифред согласилась. Ее сопроводили в ложу, посадили на место Эдмунда, вручили бокал ледяной воды и представили благодетелям. Эдмунд оказался сэром Эдмундом Беркиншоу, а леди – его сестрами, мисс Дианой и мисс Фионой Беркиншоу.

Опустившись в кресло, Уинифред немедленно разыскала взглядом Теодора – тот пересел на ее место и что-то говорил своей соседке, смущенно почесывая нос. На зрительный зал он не смотрел. Стараясь не демонстрировать недовольство, она чуть опустила веки и сквозь ресницы принялась разглядывать балконные ярусы. Где-то среди них непременно должна была оказаться Розамунда Кин, но Уинифред ее пока не видела.

Выяснилось, что Беркиншоу абонировали ложу, так что они сидели вчетвером, и еще одно место пустовало. За пять минут Диана трижды пожаловалась на духоту и каждый раз прибавляла, как она обожает театр «Друри-Лейн», как терпеливо сносит «Ковент-Гарден» и как терпеть не может «Лицеум». Финни молчала, прокручивая в пальцах бинокль, а сэр Эдмунд небрежно отвечал сестре и понемногу придвигал свой стул ближе к Уинифред.

Когда музыканты в оркестровой яме взялись за смычки, Теодор наконец кивнул своей собеседнице, завершая разговор, и оперся на бархатный парапет. Глаза его выискивали Уинифред по всему залу, хотя она сказала ему, в какой ложе сядет.

Когда старшая мисс Беркиншоу наконец умолкла, а младшая отвернулась, сэр Эдмунд положил руку на спинку кресла Уинифред.

– Как вы находите оперу, мэм? – произнес он низким голосом, гораздо ниже того, каким разговаривал в фойе. – По моему мнению, она весьма затянута. Я не поклонник длинных действий.

Мысли Уинифред были заняты вопросом, стоит ли дать какой-нибудь знак Теодору, или он все-таки вспомнит о ее словах.

– Ария Церлины поразительна, – рассеянно повторила она слова Дарлинга. – У актеров чудесные голоса.

– Должно быть, вы говорите так, потому что это история любви?

Уинифред опустила голову, прячась от его пытливого взгляда. Она уловила движение в ложе ярусом ниже той, где оставался Теодор – джентльмен, сделав приглашающий жест рукой, пропустил к парапету высокую женщину. Уинифред не сразу удалось ее разглядеть. Голову скрывала тень потолка, а роскошное платье цветом сливалось с винно-красной театральной отделкой – занавесом, шторами, обивкой парапета и стульев. Женщина присела, наклонив голову. В густой темной массе ее волос, похожей на клубок змей, сверкнули золотые спицы с цепочками. Это была Розамунда.

Уинифред втянула воздух, и сэр Эдмунд принял это за положительный ответ на свой флирт. Он торжествующе улыбнулся, но тут грянула музыка, и ему пришлось ненадолго оставить свои попытки.

Все происходящее превратилось в глупую игру: сэр Эдмунд пялился на Уинифред, Дарлинг искал ее взглядом, она не могла оторваться от Розамунды, а та спокойно наблюдала за происходящим на сцене, подперев кулаком маленький подбородок. Розамунда приехала без сопровождения, по крайней мере, ни один джентльмен, сидевший рядом с ней, не шептал ей ничего на ухо и даже не смотрел на нее. Ее внимание было полностью поглощено оперой. Когда разбойник Фра-Дьяволо, пробираясь в спальню к Церлине, едва не поскользнулся на оставленных на полу вещах, она рассмеялась и смущенно прикрыла лицо обеими руками.

Когда по залу в очередной раз прокатился смех, Теодор наконец разглядел Уинифред. Она не могла как следует разобрать выражение его лица, но поняла, что он видит ее – несмотря на восторг публики, Дарлинг даже не улыбнулся.

Сэр Эдмунд снова наклонился, опасно приблизившись к границе, допустимой приличиями. Уинифред невольно бросила взгляд на Теодора. Тот нахмурился и, казалось, забыл о происходящем на сцене. Его черные глаза не отрывались от Уинифред.

– Могу я предложить вам свой бинокль, мэм? – с придыханием прошептал сэр Эдмунд.

Его горячее дыхание опалило ухо, и Уинифред почувствовала, как от отвращения подрагивают ноздри. Если она возьмет бинокль, ей придется навести его на сцену, и она уже не сможет незаметно скосить глаза на зал.

– Нет, благодарю вас, сэр, – прошептала она, наклоняя голову в стыдливом движении, которое на деле имело цель незаметно отодвинуться от тяжелого дыхания мужчины. – У меня отличное зрение.

Сэр Эдмунд засопел ей на ухо. В поисках поддержки Уинифред покосилась на младшую из его сестер, но та была поглощена происходящим на сцене – от волнения ножка бинокля подрагивала в ее пальцах. Церлина вернулась на сцену. Злодеи скрылись за занавеской, из-за которой выглядывали их ноги, локти и шляпы.

– В самом деле? – пробормотал мужчина, приставив свой злополучный бинокль к глазам и наведя окуляры на Уинифред. – Я мечтал бы иметь лучшие глаза в мире – лишь бы только наслаждаться вашей красотой.

Она едва не поморщилась от нелепости комплимента. Лучшие глаза в мире? Что это еще за чушь?

– Эдмунд, помолчи, если у тебя есть хоть капля совести! – шикнула на него Диана. – Клянусь, ты болтаешь громче опереточников!