Брови Лауры взметнулись вверх, будто что-то в словах Уинифред ее позабавило.
– Какой в этом смысл, если я все равно умру? – с веселым недоумением спросила она, и сердце Уинифред пропустило удар. – Я все слышала. Знала, что ты не скажешь мне правды.
– Ты плохо меня знаешь, если решила, что я позволю тебе сдаться. Мы с Теодором сделаем все возможное, чтобы…
– Чтобы продлить мне жизнь?
Уинифред не нашлась с ответом – не в натуре Лауры вот так вот вступать в спор.
– Имей в виду, я никуда не поеду. Я его не оставлю.
– Это мы еще посмотрим, – мрачно бросила Уинифред.
Великолепно. Она ухитрилась поссориться со смертельно больной девчонкой.
Когда они поднимались на крыльцо дома, Лаура попросила:
– Не говори ничего мистеру Дарлингу. Я сама расскажу.
– Вот еще! Ты все преуменьшишь, чтобы он не волновался.
– А ты преувеличишь все так, чтобы он сошел с ума от беспокойства!
Уинифред вовремя остановила себя от гневного ответа и промолчала, сжав губы. Размолвка с Лаурой потрясла ее куда больше, чем она могла подумать. Но нельзя ожидать, что та всю жизнь будет податливой и покорной, особенно если этой жизни осталось совсем немного.
– Я иду переодеваться, – бросила Лаура и ушла наверх, не обернувшись.
Уинифред поплелась в Малый кабинет.
Из-за закрытой двери раздавались взрывы смеха. Особенно громко смеялись Дарлинг и незнакомая девушка. Кого это он привел к себе домой? Разъяренная пуще прежнего, Уинифред повернула ручку двери.
Вокруг чайного столика сидели четверо: Теодор, Келлингтон, Эвелин и Малин. Все играли в карты. Судя по тому, что девушки то и дело соприкасались локтями и переглядывались, они составляли одну из сторон, а юноши – другую.
Келлингтон положил на стол пикового короля, и Теодор застонал, прикрывая глаза веером из карт.
– Что ты делаешь! – посетовал он.
Малин рассмеялась. Это ее смех Уинифред услышала в коридоре – низкий, грудной.
– У меня ведь нет туза!
– Разве?
– Он у Эви! – Теодор обреченно махнул рукой. – Так мы и в третьей партии проиграем.
Эвелин, единственная, кто сидела прямо напротив двери, подняла глаза от стола и наконец заметила Уинифред.
– О, добрый день!
Эвелин улыбнулась, и Уинифред заметила, что она держится гораздо спокойнее, чем прежде. Ее кресло было придвинуто к креслу Келлингтона, но она будто не придавала этому особого значения. Юноша, напротив, был напряжен – он сидел с прямой, как доска, спиной и не отводил глаз от своих карт. Похоже, Эвелин убедила себя, что бывший ухажер потерял к ней всякий романический интерес. Неловкость, сковывавшая ее, исчезла. Эта слепота раздражала Уинифред – как можно не замечать, что кто-то в тебя влюблен?
Остальные трое игроков тоже повернулись. Теодор, сидевший к двери спиной, изловчился запрокинуть голову. Увидев Уинифред, он улыбнулся, смешал свои карты с теми, которые лежали на столе (Малин и Эвелин протестующе загудели), и вскочил.
– Винни, ты вернулась!
Келлингтон еле заметно ухмыльнулся, отводя взгляд, и Уинифред, успевшая было успокоиться, снова вскипела.
– Нужно поговорить, – пробормотала она, и Теодор изменился в лице. – Наедине.
Эвелин поднялась.
– Я тоже хочу п-послушать.
Повисло неловкое молчание. Малин наблюдала за развернувшейся сценой с недоумением. Сложно будет объяснить ей, почему Эвелин с такой настойчивостью вмешивается в очевидно личный разговор двух обрученных.
В комнату, потеснив Уинифред, вошла Лаура, одетая в свое обычное коричневое платье. Они с Уинифред встретились взглядами, и, наконец сдаваясь, Лаура первой потупилась:
– Я заменю мистера Дарлинга, если вы не возражаете.
Она опустилась на его место и ловко вытянула из смешанных на столе карт те, что лежали рубашками вверх. Чувствуя на себе внимание Малин и Келлингтона, Эвелин тоже села и взяла карты. Взгляд у нее стал рассеянным.
Уинифред увлекла Дарлинга прочь из Малого кабинета в столовую. Этой комнатой почти не пользовались. Вот и сейчас здесь на краю стола лежала сложенная скатерть, а стулья были сдвинуты к стене, чтобы легче было мести пол.
Теодор тронул Уинифред за дутый рукав платья, и она осознала, что несколько секунд бездумно пялилась на светлое пятно на полу – должно быть, от ненароком разлитого керосина.
– Винни? На тебе лица нет. Мисс Гэмпстон что-то рассказала?
– Я отвела Лауру к доктору, – сказала она, и глаза Теодора расширились. – Она больна чахоткой. Нам нужно срочно увезти ее из города.
– Ты, должно быть, шутишь. – Он уставился на Уинифред, напрасно выискивая следы улыбки на ее лице. – Матушка сказала…
– Мисс Дарлинг не настоящий доктор, – мягко, но настойчиво возразила она. – Мы и так потеряли слишком много времени – доктор сказал, ей осталось около полугода. Скоро в городе начнут топить. Если мы оставим Лауру здесь, она и столько не протянет.
Дарлинг побледнел и прикоснулся рукой к подбородку, словно пытаясь удержать дрожащие губы. Самой Уинифред понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя – что уж говорить о нем?