Серебряные осколки

Уинифред сжала деревянную ручку парасоля Эвелин и чуть поморщилась. Хоть она и положила на содранную кожу свинцовую мазь, пальцы все еще ныли, кровоточили и прилипали к внутренней стороне перчаток.

Вот уже неделю она не могла поймать Парсона. Едва справляясь с головокружением от одолевавших ее чудовищных воспоминаний, Уинифред целыми днями слонялась по китайскому кварталу в доках, где были расположены принадлежащие ему курильни. Но ни разу ей не удалось увидеть Парсона садившимся в кэб или выглядывающим из окна. Либо его успели прикончить, либо он не слишком-то усердно занимался делами «Золота дракона» и «Двенадцати мелодий азалии».

Когда некоторые торговцы в Чайна-тауне начали ее узнавать, Уинифред изменила тактику. Неприметный наряд служанки она сменила на роскошное прогулочное платье и перчатки на двадцати пуговицах, вооружилась кружевным парасолем и облюбовала центральную аллею в небольшом парке в Ислингтоне.

Раздобыть адрес Парсона ей помогла мисс Гэмпстон. Покопавшись в кабинете Холбрука, она нашла коробку с письмами от управляющих. Конечно, Парсон мог сменить место жительства после смерти Уоррена – и, пожалуй, должен был это сделать, – но Уинифред понадеялась на то, что он не изменит собственной глупости. Для себя она решила, что если в ближайшие три дня его не увидит, то отправит Келлингтона на разведку в один из притонов Парсона. Келлингтон – никудышный актер, но с натяжкой мог выдать себя за пресыщенного светской жизнью юного аристократа. Стеллану эта роль удалась бы с блеском.

Впрочем, в этот раз Уинифред повезло. Уже на второй день прогулок туда-сюда по аллее (дорожки стали гораздо чище – вполне возможно, она вымела их подолом своего платья) она наконец увидела его. Придерживая рукой цилиндр, Парсон торопливо пересек парк, ступая прямо по мокрой траве. Он прошел мимо скамьи, на которой сидел Дарлинг, перепрыгнул через лужу, чертыхнулся, тряхнул ногой в испачканной штанине и зашел в паб. Уинифред остановила бы его, если бы не находилась в этот самый момент в другом конце парка. Она с минуту постояла на месте, глубоко дыша, чтобы успокоить себя и не разразиться проклятиями, и зашагала обратно.

Словно почуяв неладное, Теодор поднял глаза от откуда-то взявшейся газеты. В отличие от Келлингтона, который в коричневом сюртуке почти сливался с обстановкой, Теодор был одет в светло-бежевый льняной костюм и чудовищного вида красный галстук, которые не бросались в глаза разве что слепому.

– Почему ты его не остановил? – сердито спросила Уинифред, остановившись у его скамьи.

Положив ручку парасоля на плечо, она притворилась, будто поправляет перчатки.

Теодор удивленно моргнул.

– Кого не остановил?

– Парсон только что прошел мимо тебя! Даже Келлингтон его заметил, а ведь он сидит в другой стороне парка!

– Извини, – смиренно пробормотал он и сложил газету. – Я отвлекся. Не знал, что в газетах печатают рассказы! Хочешь, я его догоню?

Уинифред почувствовала, как у нее дрогнули в неохотной улыбке губы.

– Уже поздно. Рассказ хоть интересный?

Вполуха слушая энергичное повествование про крушение пиратского корабля, Уинифред пригляделась к пабу на другой стороне парка. Здесь их было великое множество. В одних подавали пиво собственного изготовления, в других в пристройке можно было найти постель – пустую или с девушкой за три фунта в час. Парсон вошел, пожалуй, в самый примитивный паб во всем Ислингтоне – первый этаж здания был выкрашен черной краской, в матовых окнах мелькали неясные силуэты посетителей.

– Неумолимая морская пучина поглотила всю команду за исключением капитана, – зловеще произнес Теодор. По его витиеватым выражениям можно было подумать, что он пересказывает напечатанный рассказ по памяти. – Бессмертие стало его проклятием. Ты слушаешь?

– Да, неумолимая морская пучина. Я попробую выманить его из паба. Не спускай с меня глаз.

– Само собой, – согласился Теодор и вдруг зажмурился, в смущении потирая лицо. – Я и читать-то начал только затем, чтобы чересчур не глазеть на тебя. Подумал, это было бы подозрительно.

Уинифред ухмыльнулась. Если бы не прогуливавшиеся поблизости люди, сейчас она поцеловала бы его.

Покинув парк, она остановилась перед пабом, прикидывая, стоит ли ей пройтись по улице еще раз или вернуться назад. Дымчатые стекла в окнах первого этажа не позволяли ей разглядеть лица посетителей, а на втором не горел свет. Разумнее всего было бы вернуться в парк, но так Уинифред могла снова упустить Парсона, а ей непременно хотелось поймать его сегодня. Она прошлась до конца улицы, поглядывая в окна второго этажа. Когда посетители проходили мимо окон, она видела их лица. А они, если бы выглянули наружу, наверняка сумели бы увидеть ее.

Вернувшись обратно, Уинифред принялась с рассеянным любопытством разглядывать первый этаж и еле различимые тени людей в серых матовых стеклах. Одна из теней опустилась за столик, но тут же поднялась, и Уинифред, крутанув ручку парасоли и закрыв лицо кружевным экраном, неторопливо зашагала обратно в парк.