Серебряные осколки

Заметив, как потемнело лицо мистера Акли, Уинифред схватила Теодора за край сюртука и потянула его назад.

– Тедди, не приближайся к нему, – шепнула она.

– Кто ты такой? – прорычал хозяин.

– Я Теодор Дарлинг… знакомый вашего сына, сэр.

Юноша шагнул к нему, протягивая руку. Ткань сюртука выскользнула из пальцев Уинифред, и она машинально двинулась следом за Теодором. Вновь покачнувшись и еле удержавшись за пузатый бок трюмо, мистер Акли смерил протянутую ладонь презрительным взглядом и вдруг оскалился.

– Ах, Дарлинг… Отчего ты не женился тогда на девчонке Саттонов?! – взревел он.

Малин сжала губы, Уинифред хотела было выйти вперед, но Теодор оттеснил их обеих.

– Замужество Эвелин меня не касается, сэр. Видите ли, я уже помолвлен, – тихо возразил он.

Уже не пытаясь проявлять вежливость или дружелюбие, он начал разговаривать с отцом Стеллана тихим доверительным тоном, будто пытаясь успокоить бешеное животное.

– Отец, пожалуйста, хватит, – вмешалась Малин.

Мистер Акли взорвался:

– Закрой рот, девчонка!

Он схватил тяжелую бронзовую фигурку и швырнул ее в дочь, но промахнулся. Теодор едва успел пригнуться, миг промедления, и статуэтка размозжила бы ему голову. С громким треском фигурка проломила настенную дубовую панель. Лак на ней пошел трещинами. Уинифред невольно втянула голову в шею, а Малин вдруг воскликнула подрагивающим от возмущения голосом:

– Ты окончательно спятил, старый дурень? Ты едва не убил его! Да тебе одна дорога – в приют для душевнобольных!

Она шагнула вперед, сжимая кулаки. Побледневшее было лицо залила краска гнева.

Распалившийся мужчина зарычал и схватился за настольные часы с тяжелым эмалевым циферблатом, но Теодор принялся отнимать у него новое оружие.

– Отцепись! – тяжело дыша, прохрипел мистер Акли. – Я сказал, отцепись!

Выпустив часы, он наотмашь ударил Теодора по лицу. От удара юноша попятился и еле удержался на ногах. На его бледной щеке мгновенно выступил розовый след. Разъярившись, Уинифред схватила Дарлинга за плечи и оттащила от мужчины.

– Еще одно движение, и я вас прикончу, – пригрозила она.

Буйные пьянчуги нисколько не пугали ее, когда в рукаве прятались булавки.

– Пожалуйста, только не залей кровью ковер, – буркнула Малин.

Мистер Акли, не обратив на Уинифред никакого внимания, снова схватился обеими руками за часы, но не сумел их удержать, и они с грохотом упали на пол. Чертыхаясь, он наклонился, чтобы поднять их. Уинифред, не давая Теодору снова помешать ему, потянула юношу назад.

– Магдалена! Jag hörde ett ljud![11]

На лестнице послышались шорох и тяжелое дыхание, и в холл спустилась Бритта. Увидев мужа, пытавшегося поднять с пола тяжелые часы, и Теодора с красной от удара щекой, она замерла.

– Дорогой, что происходит?

– О, ничего особенного, мама, – ядовитым тоном откликнулась Малин. – Отец бесчинствует. Закрой глаза и снова притворись, что ничего не видела.

– Магдалена! – взвизгнула Бритта.

Мистер Акли заорал:

– Дрянь!

Оставив часы, он бросился к дочери. Отпустив Теодора, Уинифред вынула из подставки парасоль и, размахнувшись, огрела мужчину деревянной ручкой по затылку. Он рухнул на колени, но сознание не потерял. Поведя головой, будто унюхав что-то, он вдруг скрючился, и его вырвало на ковер. Малин скривилась, приподнимая подол.

– Какая радость! Но он наконец угомонился.

Не взглянув на гостей, Бритта, причитая, бросилась к мужу. Улучив момент, Малин схватила Теодора за рукав и поволокла к выходу. Уинифред, сунув парасоль под руку, с отвращением оглядела скорчившихся на полу супругов Акли и вышла следом.

– Пожалуйста, никогда больше сюда не приезжайте, – прошептала Малин. Лицо ее пылало от стыда и гнева. – Извини, Теодор.

Юноша хотел было ответить, но Малин скривилась и поспешно закрыла дверь.

Уинифред приложила холодные пальцы к покрасневшей щеке Теодора. Он поморщился, но не шевельнулся.

– Больно?

– Уже не очень, – признался он, смущенно улыбаясь. – Я только очень удивился, когда он все-таки ударил меня.

– Ты был до ужаса отважен, – с улыбкой заверила его Уинифред. – Закрыл меня собственной грудью – такой храбрец!

– Знаешь, если подумать, я и впрямь тот еще храбрец, – заявил Теодор, краснея.

Он сложил руки за спиной и наклонился к Уинифред. Взяв его за подбородок, она коротко поцеловала его в краснеющую щеку. Кожа была мягкой и горячей.

– У меня есть пожелание, – шепнула она.

– Все что угодно.

– Ты когда-нибудь носил матроску?

Глава 12 Чашки и курильни

Изучив копию плана притона, набросанную на газетном листе, Келлингтон сложил ее и убрал в карман суконного сюртука.