Серебряные слезы

Он засмеялся и прижал меня к себе сильнее. Кажется, он был даже готов заплакать. Впрочем, что за чушь – представить, что Денис плачет, было еще труднее, чем вообразить, что он всерьез готов ради меня умереть.

– Отстань, – сказала я. Он отпустил меня, замешкавшись лишь на мгновение. – Я устала...

– Ладно, Лис... Спокойной ночи, – обернулся он перед выходом, чтобы на одно лишнее мгновение задержать на мне взгляд. – Лис, я очень тебя люблю.

Я ничего не ответила.

Он ушел. Дверь действительно запирать не стал, как и обещал.

...Посреди ночи я вдруг проснулась, точно кто-то позвал меня.

Но в доме было тихо. Плыла полная луна за тонкими кружевными занавесками – наверное, ее свет разбудил меня. Я встала, босиком подошла к окну. Зимний лес. Как светло от снега!

Саша... Наверное, ему очень больно сейчас. Что он делает, о чем думает? Наверное, думает, какая я плохая, как гадко и жестоко с ним поступила. Нет, он сложнее, он тоньше. Он ничего не думает. Он просто сидит сейчас у какого-нибудь окна и тоже смотрит на луну. Он полон тоски, он хочет спросить меня, почему я с ним так поступила.

– Ей-богу, я не виновата, – пробормотала я. – Так получилось.

* * *

Илья Лаврентьевич очень мягко принялся уговаривать Андрея, и в беседе они провели довольно долгое время.

Лечащий врач, узнав про это, одобрил инициативу Самойленко, ибо с Андреем произошли изменения в лучшую сторону – он словно пробудился ото сна и теперь живо и с тоской принялся рассказывать о своем прошлом, прося последнего утешения.

Морфия, естественно, никто Андрею не дал, но у него превратилось в привычку разговаривать с Ильей Лаврентьевичем. Постепенно, исподволь, бывший подзащитный отца Андрея начал склонять молодого человека в сторону иного выхода.

– Разве только смерть вас может разлучить? Так сказать, развести по разные стороны барьера? – говорил он. – Наверняка должны быть другие способы распрощаться с Евдокией Кирилловной.

– Какие же? Других способов нет! Убить ее? Нет, не смогу... Я даже естественной смерти не могу ей желать, ибо люблю ее. Ненавижу и люблю! Что еще? Даже если уехать куда-нибудь в Южную Америку, в непролазные дебри Амазонии, где свирепствует жестокая лихорадка...

– А что, неплохой выход! – подхватывал Илья Лаврентьевич. – Хотя вовсе не обязательно в непролазные дебри, где лихорадка. В мире есть много куда более приличных мест, хотя и не менее удаленных! Да вот, пожалте, – поезжайте в Казань, у меня там шурин живет. Уж в Казани вы ни за что свою Евдокию Кирилловну не встретите...

– Нет! – отрывисто возражал Андрей. – Она и там может появиться.

– Господи, да каким же образом? Она ведь салонная барышня, утонченное существо, ей дорога в столицу, в Париж...

– Вы забываете, дорогой Илья Лаврентьевич, что Дуся – актриса. В Казани она вполне может появиться с летними гастролями. Да опять же, не в том дело! Вот, возьмите, например, это солнце... или луну!

– Очень хорошо, возьмем луну, – покорно соглашался Самойленко.