– Я благодарен вам. С вашей помощью я понял, что у меня только два пути – окончательно погибнуть или возродиться к новой жизни. Признаюсь – погибать в мыслях о ней, в мечтах о ней было сладко... – Андрей уже мог совершенно спокойно произносить Дусино имя, теперь оно не вызывало в нем мучительных судорог и слез, как раньше, стало для него обычным женским именем в череде всех прочих. – Но что за достоинство – погибнуть? Жить гораздо сложнее. И я решил сопротивляться безумию...
– Каким вы видите свое будущее?
– Оно принадлежит Тане.
– А в другом, в социальном плане, так сказать? Фон беруф, как говорят немцы?
– Профессию, милейший Илья Лаврентьевич, я решил сменить – это к вашему вопросу о «фон беруф».
– И чем же вы теперь предполагаете заниматься? – почтительно спросил Илья Лаврентьевич.
– Как, неужели вы не догадались, мой дорогой друг? – Андрей засмеялся и обнял своего собеседника.
Тот покраснел, смущенно почесал свою седую шевелюру.
– Нет, признаться... Да мы и не говорили о том! – сказал он. – О чем я должен был догадаться?
– Я собираюсь избрать духовный путь. Стану священником, у меня будет свой приход... Что может быть лучше? Мысли мои никогда не вернутся к прошлому. Да и вообще, думать о Дусе Померанцевой, кроме как в общечеловеческом смысле, станет грехом...
– Батюшкой, значит, станете... – Илья Лаврентьевич ужасно взволновался и растрогался. – А Татьяна Николаевна, значит, матушкой...
– И не говорите, мой дорогой! – засмеялся Андрей. – Более всего трудно представить Татьяну Николаевну матушкой – уж такая она эффектная женщина, ей только в салонах блистать, на светских раутах. Но она согласна с моим выбором и даже более того – она ему рада. Рука об руку мы пойдем с ней вместе по дороге жизни...
Он говорил о своем будущем, а Илья Лаврентьевич тихо вытирал слезы. Он искренне радовался за Андрея, радовался тому, что эта грустная история так хорошо закончилась. Так благостно!
По выходе из больницы Андрей написал Дусе письмо. Он чувствовал, что должен был сделать это – поставить точку, сказать последнее «прости».
«Прощай, моя любимая! Пишу эти слова, а сам думаю о том, что ты уже не моя любимая, но ни капли сожаления по этому поводу не чувствую. Какое счастье, что ты не моя любимая, а то бог знает на какие муки мы друг друга бы обрекли, в каком аду сейчас бы жили.