Серебряные стрелы

– Я хочу, что бы ты покаялся в своих грехах, отказался от прежних заблуждений и преклонил колени перед Астартой. Будет неправдой сказать, что я спасаю тебя из любви – мы не ладили с твоим синекожим отцом, он даже приказал отрубить мне голову, но раньше его самого лишили жизни и делаю это из расчёта, а не из сострадания. Что может быть опасней смертельной болезни? Любовь к человеку – существу, возомнившему себя повелителем мира и я, выжигая калёным железом скверну в душе его, даю ему медовый пряник истинной веры, лишь посредством которой он сможет спастись. Нам нужен раскаявшийся грешник, творящий чудеса, только теперь ты будешь совершать их для нашей любящей Матери. Тем более раз ты уверен, что это всё равно твой старый бог.

– А как же быть с моим прошлым? – усмехнувшись, спросил Валаам.

– Когда ты станешь сыном Непорочной Девы, жизнь твоя начнётся с начала и у тебя не будет прошлого. Так что ты ответишь на это?

– Я говорю – нет. И если ты думаешь помешать мне выйти отсюда, то хочу спросить, кто остановит меня? – оглядев бесстрастно глядевших на него клириков, он обернулся, взглянув на стоящих у дверей солдат.

– Вы противопоставляете себя и вере, и государству, лорд Керниш, а это неразумно вдвойне и так же опасно. Данной мне властью я вынужден задержать Вас и передать королеве, пусть она теперь решает, как быть с Вами, а я омываю руки. Стража, схватите этого человека, за деяния, порочащие истинно верующего и подрывающего устои королевства, – на лицах стражников отразилась решимость выполнить приказ Владыки, но ноги их словно приклеились к полу, и они не понимая, что происходит, лишь удивлённо смотрели друг на друга. Валаам с холодной улыбкой на губах развёл руки в стороны, будто бы говоря этим жестом: и это то, на что вы способны?

– Как Вы и предсказывали, Мессир, – почтительно прошептал совсем ещё юный клирик Первосвященнику и тот проворчал, глядя сквозь окно под крышей на бегущее по небу облако: – Всё приходится делать самому.

Пол под ногами Валаама вдруг исчез, и он рухнул в образовавшуюся дыру. Ему казалось падение, длится вечность, но не прямо вниз в горящее пекло ожидавшей его бездны, а по какой–то изогнутой траектории, ударяя о камень стен, пока после очередного удара, он, наконец, не потерял сознание.

***

Городской рынок находился на острове Леи, к которому по мостам вели дороги с разных её

берегов. Река в этом месте делала крутой изгиб и поэтому не была широкой, зато отличалась сильным течением. Торговля велась с открытия городских ворот до вечера, что бы жители окрестных деревень затемно успели вернуться домой. И хотя время сейчас считалось спокойным, всё же рисковать лишний раз не стоило.

Деревянные торговые ряды шли длинными линиями вдоль острова, растянувшегося на несколько миль по течению реки. В южной его части была изогнутая песчаным полумесяцем пристань, к которой швартовались рыбацкие ялики и шаланды, сдававшие оптом рыбу, мелких поднимавшихся с моря акул и крабов из устья. Рыбу тут же разделывали, отчего берег был устлан чешуёй, а над этим местом вечно кружили стаи ненасытных чаек.

В определённые дни названные «Менными» (хотя торговля шла здесь ежедневно), приходили баржи с севера с лесом и пенькой, зерном, шкурами, мотками овечьей шерсти, тюками сена, бочками лесного мёда из предгорий далёких гор, невидимых из Добробрана, но где–то у края мира подпиравшего небо своей твердью. Там по преданьям жили одноглазые великаны и люди карлики, летавшие на страшных грифонах – белокрылых существах с телом льва и головою хищной птицы. Кто-тотолько слышал об этом, а кто-токлялся, что видел их своими глазами также ясно как трактир на пристани, где подвыпившие торговцы, бывало, засиживались до позднего вечера, спуская в кости свой заработок.

С моря же везли тонкие ткани, южные вина в длинных глиняных амфорах, ароматические масла в кувшинах, булатные мечи с тонким орнаментом на клинке, заморские специи. Золотые изделия в виде колец, серёг и бус, южных скакунов (тонких и быстрых, совсем не похожих на боевых мощных коней и крестьянских тяжеловозов), тонкорунных овец, странных животных с двумя горбами на спине, диковинных птиц с длинными яркими крыльями на хвосте и многое другое, чего не было в окрестных землях.

Но сегодня был обычный день, и людей на базар пришло относительно немного. Продавцы, боясь не распродаться, буквально навязывали свой товар, уступая по многу. Молодой мужчина, не по сезону смуглый, в сером хитоне, перетянутом бечевой приценивался то к овощам, то к зелени, то к мясным обрезкам. Но одно было слишком дорого для него, у другого не устраивало качество, и он ходил от прилавка к прилавку.

– Октавия! – услышал он, и, обернувшись, заметил черноволосую, невысокую, но статную девушку лет двадцати, которую радушно раскинув руки, звал к себе полный торговец огромного роста, с тревожными глазами увидев издали, вероятно, боясь, чтобы его не опередили другие. – Ну что же ты не заходишь к дяде Янису?! У меня ведь самый свежий товар на этом рынке!