– Тебе не следует здесь находиться, – строго сказал Северин.
По щелчку пальцев мнемопроекция исчезла.
Энрике сделал шаг в сторону, закрывая перевод от посторонних глаз.
– Я принесла новости, – сказала Ева.
Северин нахмурился.
– Какие новости?
– Одна из пропавших девушек была дочерью человека по имени Моше Горовиц, имя которого мы нашли в колодце. Контакты Дома Даждьбог смогли проследить имя ростовщика, который жил в Одессе до 1881 года.
– И? – спросила Лейла.
При этих словах Ева опустила плечи и перевела взгляд на Зофью.
– Моше Горовиц мертв. И его семья тоже. Их убили во время погромов.
Все замолчали. Зофья не хотела думать об одесской семье погибшей девушки. Они потеряли дочь, а потом и свои жизни. До сих пор мертвые девушки напоминали ей только Лайлу. Теперь она видела в них себя. Они тоже были совершенно бессильны.
– Патриарх Падшего Дома выбрал ее, потому что она была еврейкой, – сердито сказала Лайла. – Он думал, что никому не придет в голову ее искать. Что никто не будет по ней скучать. Все эти девочки… он… – девушка тяжело вздохнула, и Зофья поняла, что она вот-вот расплачется. – Он думал, что это сойдет ему с рук.
– Откуда ты это знаешь? – спросил Гипнос.
Зофья заметила, что Ева с любопытством наклонилась вперед. Лайла сморгнула слезы и махнула рукой.
– Я нашла какие-то записи рядом с телами, – сказала она. Глаза Евы подозрительно сузились.
– Это невозможно…
Ее прервал Северин:
– Зачем им вырезать имя Горовица в колодце?
Никто не ответил, и он повторил еще раз:
– Почему колодец? Странное место для эпитафии. Должна же быть какая-то причина. Исследуйте его еще раз.
Энрике издал сдавленный звук.
– После того как нас чуть не уничтожили механизированные богини, ты хочешь, чтобы мы снова открыли эти двери?
– А кто сказал, что они откроются? – спросила Ева. – Все Тескаты, кроме одного, были заколочены.
Она была права. Кроме того, тот старик в Стамбуле мог полностью перекрыть им обратный путь.
– Я хочу, чтобы вы осмотрели и изучили их. Не надо через них проходить, – сказал Северин.
Зофья заметила, что, произнося эти слова, он смотрел только на нее. Она быстро отвела взгляд.
– Позвольте внести ясность: я больше
– Неужели я один думаю, что это ужасная идея? – спросил Энрике. –
– Стамбульский Тескат закрыт, – сказал Северин. – Я просто хочу знать, есть ли на той стороне какие-нибудь записи, как в замурованном колодце.
– Откуда ты знаешь, что он закрыт? – спросила Ева.
Северин похлопал по маленькому мнеможучку на лацкане пиджака.
– Потому что я за ним наблюдаю.
Энрике моргнул.
–
– Прежде чем дверь закрылась, я бросил жучок в портал, чтобы следить за происходящим. У этого старика в Стамбуле есть гигантская статуя, расположенная прямо у входа. Он не хочет, чтобы ты переходил границу, и я тоже этого не хочу, – объяснил он. – Зофья, Энрике… идите и осмотрите остальные двери…
– Я тоже пойду, – резко вставила Ева. – Я спасла им жизнь. Мне тоже есть что предложить. И, кроме того, вам все равно нужен представитель Дома Даждьбог.
Северин посмотрел на Энрике, а затем на Зофью. Ева говорила правду, и Зофья не стала ее поправлять.
– Она может пойти, – сказал Энрике.
Ева улыбнулась во все зубы и подняла подбородок в сторону Лейлы.
– Нужно собрать всю возможную информацию, прежде чем мы с Гипносом отправимся в пасть левиафана, – сказал Северин. – А я пока договорюсь обо всем с Русланом и матриархом.
Лейла поднялась со своего места и направилась к Зофье.
– Пожалуйста, будь осторожна, – сказала она. – Я не могу допустить, чтобы с тобой что-то случилось.
Посмотрев в лицо Лайле, Зофья почувствовала острую боль в груди. Что-то в ее выражении напоминало о Хеле. Сходство не было физическим. Их глаза были разных оттенков. Дымчато-серые у Хелы и темно-шоколадные у Лайлы. Цвет их кожи тоже различался. Хела была цвета мрамора, а Лайла – древесной коры после ливня. Возможно, дело было в том, как обе девушки влияли на окружающий мир. Они делали его безопасным.
– Я буду осторожна, – сказала Зофья.
Затем она повернулась и последовала за Энрике и Евой. Направляясь к ледяному гроту, Зофья смотрела, как свет играет на ледяном сводчатом потолке и хрустальной резьбе в виде прыгающих кроликов и лис под галереей. Ее родители всегда говорили ей быть светом, самый яркий свет, который она видела, всегда исходил от других. Некоторые люди сияли так ярко, что отгоняли тьму и страх. После того как они потеряли своих родителей, присутствие Хелы заглушило тени. В Париже Лайла и Тристан, Северин и Энрике – даже Гипнос – делали для нее то же самое. Но после смерти Тристана тени вернулись, и когда они втроем прошли под темной аркой, Зофья испугалась, что если она потеряет Лайлу и Хелу, то никогда не сможет найти выход из темноты.