Серебряные змеи

Руслан проворчал что-то себе под нос, но все-таки присоединился к Дельфине, стоящей у дверей, и предложил ей свою здоровую руку. Женщина приняла ее так осторожно, словно это была грязная тряпка.

– Тогда я оставлю вас наедине с вашей работой, – сказала Дельфина. – Но имейте в виду, что Орден теряет терпение.

– Они знают, где мы находимся? – спросил Северин.

– Скоро узнают, – сказала Дельфина. – Ни я, ни патриарх Руслан, ни патриарх Гипнос не сможем больше скрывать эту тайну, когда начнется Зимний Конклав.

– Тогда нам лучше поторопиться, – сказал Северин.

Руслан махнул рукой в сторону двери, и они вдвоем вышли из библиотеки. Лайла подошла к Зофье, которая грызла краешек сахарного печенья.

– Оно не такое вкусное, как то, что делаешь ты, – сказала Зофья.

– Я обязательно приготовлю тебе печенье, когда мы вернемся домой.

Зофья подняла глаза, и смущение на ее лице сменилось радостью. Рядом с ними Энрике за один укус проглотил половину большого куска пирога.

– Начинайте, – сказал Северин.

Энрике сделал глоток чая. Он все еще выглядел разбитым и усталым, но его глаза снова блестели привычным любопытством. Прежде чем взглянуть на символы, он посмотрел на Лайлу, и на его лице промелькнула надежда.

– Верхние символы мы обнаружили на лицах девушек, – сказал Энрике. – Нижние – на левиафане…

Лайла нахмурилась.

– Где именно были расположены символы, Зофья?

– Я зашла к нему в пасть.

Лайла потерла виски.

– Одна?

– У него в глотке есть лестница.

– Зофья, идти одной было очень опасно, – сказала Лайла. – Что, если бы с тобой что-то случилось?

Взгляд Зофьи стал совсем безрадостным.

– А вдруг что-то случится с тобой?

Ее слова застали Лайлу врасплох. Ее ладонь начала пульсировать от воспоминаний о том, как Зофья с Энрике суетились над ее раненой рукой. Они любили ее, и каждый раз, когда она вспоминала об этом, это было похоже на внезапный луч солнечного света.

Гипнос вздрогнул.

– Этот левиафан – просто чудовище…

– Он не чудовище, – обиженно сказала Зофья. – Питомцы-автоматоны не такая уж редкость.

– Питомцы? – повторил Гипнос. – Она сказала «питомцы»?

– Питомец – это кошка или собака, – в ужасе начал Энрике.

– Или тарантул, – сказала Зофья.

– Прошу прощения, но…

– Не надо ничего у меня просить, – отрезала Зофья, и Энрике нахмурился.

– Я не могу представить, чтобы кто-то дал этой штуке кличку или испытывал к ней привязанность, – сказала Лайла.

Зофья задумалась над ее словами.

– Я бы назвала его Давидом.

Все умолкли.

– Давид, – повторил Энрике. – Тарантул по имени Голиаф и металлический левиафан по имени Давид.

Зофья кивнула.

– Почему…

– Символы, – напомнил Северин.

Зофья указала на последний символ шифра, который она нашла. Энрике потер свою нижнюю губу большим пальцем.

– Есть и другие повторяющиеся знаки, – задумчиво произнес он. – Они напоминают буквы. Может, если бы я заменил этот символ гласной – мы бы смогли прочесть послание. Давайте попробуем букву «а»? – Энрике отступил на шаг и покачал головой. – Хотя нет. Как насчет «э»?

Зофья склонила голову набок, и ее синие глаза загорелись решимостью.

– Если предположить, что «е» – подходящая гласная, то можно двигаться в обратную сторону… Все это накладывается друг на друга, как на координатной сетке…

– Алфавит на координатной сетке? – удивился Энрике.

Лайла наблюдала, как Зофья встала, вышла на середину комнаты и, после недолгих препираний с Энрике, все же расчертила на доске примерный рисунок сетки.

Энрике издал радостный возглас.

– Теперь нам остается только выстроить символы в ряд с буквами. Зофья, ты берешь второй шифр, а я – первый.

– Что мы делаем? – спросил Гипнос, нетерпеливо подавшись вперед.

– Наслаждаемся их гениальностью, – вздохнула Лейла.

Гипнос надул губы, но затем встал со своего места и уселся рядом с ней.

Он потянулся к ее руке, поворачивая ее то в одну, то в другую сторону.

– Как ты это делаешь, ma chère?

Лайла замерла. Неужели кто-то рассказал ему о ее способностях? Ее накрыла волна паники. Гипнос ничего не знал о ее секрете. Она не думала, что Гипнос начнет смотреть на нее иначе, просто он совсем не умел держать язык за зубами.

– Что я делаю? – осторожно спросила она.

– Да в том смысле, что… я не хочу никого обидеть… ты привносишь в эти собрания примерно столько же, сколько и я, – сказал он. – Конечно, можно организовывать меню, но я уже пытался это делать и, как ты знаешь, с треском провалился. Как ты…

Он осекся, но Лайла знала, что он хотел сказать: заслужила свое место в команде. Она вспомнила, что он говорил в музыкальной комнате московского чайного дома. Лайле показалось, что музыка помогает ему спастись от одиночества, и, даже коснувшись его манжета, она почувствовала, как это одиночество отзывается в ее сердце. Это было похоже на ледяной дождь, каплями стекающий по ее шее, как будто она смотрела на теплую комнату сквозь мутное окно, но никак не могла найти дверь, ведущую внутрь.

– Подожди еще немного, – сказала Лайла, сжимая его руку. – Я думаю, что люди придают гораздо большее значение тому, кто ты, а не с кем ты.