В АТРИУМЕ
Зофья заметила, как опустел ледяной зверинец. Теперь неподвижные хрустальные фигуры медведей и лебедей, изящных леопардов и огромных ястребов были разбросаны по разным комнатам и залам Спящего Чертога. Зофье не хотелось смотреть даже на неподвижные статуи, но у нее не было выбора. Энрике забыл свой блокнот в библиотеке и заставил девушек пообещать, что они дождутся его возвращения.– И не говори просто «обещаю», Зофья.
Зофья скрестила руки на груди.
– Они ищут новое применение для ледяных животных, – объяснила Ева. – Статуи не смогут атаковать, если их Сотворенный механизм изменится.
Зофья наблюдала, как один из мастеров вытащил ледяного оленя со сломанной передней ногой. Другой вытащил незажженный факел и поднес к нему спичку. Она знала, что перед ней находится ледяной олень, но по какой-то причине видела только замученных девушек на ледяных плитах, Хелу, сотрясающуюся от кашля, несмотря на все лекарства, и гранатовое кольцо Лайлы, внутри которого шел обратный отсчет. Все это слилось в какой-то безымянный страх, который заставил ее крикнуть:
– Стой!
Мастер посмотрел на нее, а затем на Еву.
– Не уничтожайте его.
– Это сломанный механизм, мисс, – сказал мастер.
– Я знаю, но…
Но вряд ли механизм виноват в том, что не может функционировать как положено. Что какая-то маленькая деталь делала его непригодным в глазах окружающего мира. Что с ним случились вещи, которые он не мог контролировать. Он не заслуживал того, чтобы его уничтожили.
Ева встала перед ней.
– Тогда пусть его отнесут куда-нибудь в тюремную камеру. Туда, где он никому не помешает.
Мастер бросил на нее недоверчивый взгляд, но Ева прищурила глаза.
– Делай как я сказала.
Мастер кивнул и потащил оленя в другое место. Пульс Зофьи медленно восстановился, возвращаясь к привычному ритму.
– Спасибо, – сказала она.
Ева резко кивнула, и ее рука потянулась к серебряному кулону на шее. На лице рыжеволосой промелькнула нерешительность: сдвинутые брови, бегающие зрачки. Наконец она посмотрела на Зофью и широко улыбнулась.
– Мы ведь не очень хорошо знаем друг друга, правда? – Ева покачала головой и не стала дожидаться ответа Зофьи. – Например, тебе нравится балет?
– Не знаю, – ответила Зофья. – Я никогда его не видела.
– Может, оно и к лучшему, – сказала Ева, убирая за ухо рыжую прядь. – Я перестала ходить на балет много лет назад. Какой смысл мечтать о несбыточном?
– Ты хотела быть балериной?
Губы Евы растянулись в тонкую нить.
– Когда-то.
Для Зофьи Ева и так выглядела как балерина. Она была высокой и стройной, и хотя ее походка была немного прихрамывающей, она не делала девушку менее грациозной.
– Мне очень жаль, – сказала Зофья.
У нее не было причин для этих слов. Она ни в чем не провинилась, но именно так сказала бы Лайла.
– Мне тоже, – отозвалась Ева. Внезапно она отпустила кулон, который все это время сжимала в пальцах. – Ты танцуешь, Зофья?
– Нет.
Ева склонила голову набок.
– А Лайла?
– Да.
В этот момент Зофья вспомнила, что Лайла не всегда считала свою деятельность во Дворце Снов танцами.
– Я ей завидую… помимо всего прочего, – сказала Ева. – Вы с Лайлой близки?
Когда Зофья кивнула, Ева издала задумчивый гортанный звук.
– Она очень проницательна, не так ли? – легкомысленно спросила Ева. – Иногда мне кажется, что она знает гораздо больше всех остальных.
Лайла знала то, чего не знали другие, потому что умела читать предметы. Но это было секретом, и поэтому Зофья ничего не сказала. Вместо этого она сосредоточилась на общей суматохе, наблюдая, как ремесленник открыл одну из стен атриума и толкнул сломанного оленя.
– Тюремная камера, – напомнила Ева, проследив за ее взглядом.
У Зофьи перехватило дыхание. Ей не нравились тесные, затемненные помещения. Она даже не знала, что в стене атриума Спящего Чертога спрятан проход в тюремную камеру.
– Как Лайла и месье Монтанье-Алари стали любовниками?
– Они не любовники, – Зофья не сразу осознала, что ляпнула что-то не то. Ее пульс участился. – Они… я имела в виду…
– О, хорошо, что вы подождали! – крикнул Энрике, подбегая к ним.
Он совсем запыхался, а у него под мышкой была зажата целая стопка записных книг. Энрике посмотрел на Зофью и усмехнулся. Она ощутила эту улыбку как нечто осязаемое, и от тепла, разлившегося по всему ее телу, девушке стало не по себе. Зофья не стала улыбаться в ответ.
ОНИ ВТРОЕМ
снова стояли перед Тескат-дверью.Зофья не могла перестать думать о том, что Ева рассказала им о девочке Горовиц и погромах в Одессе. Больше всего на свете Зофье хотелось получить письмо от Хелы.