Серебряный меридиан

«Признаем, было бы желательно, чтобы сам автор дожил до этого времени и мог наблюдать за печатанием своих произведений, но так как суждено было иначе, и смерть лишила его этой возможности, то мы просим не завидовать нам, его друзьям, принявшим на себя заботу и труд собирания и напечатания его пьес, в том числе тех, которые ранее были исковерканы в различных краденых и незаконно добытых текстах, искалеченных и обезображенных плутами и ворами, обманно издавшими их; даже эти пьесы теперь представлены вашему вниманию вылеченными, и все их части в полном порядке: вместе с ними здесь даны в полном составе и все его прочие пьесы в том виде, в каком они были созданы их творцом».

Под портретом работы Мартина Дройсхута Бен Джонсон разместил обращение «К читателю»:

Фигура та, что видишь ты,
Шекспира обрела черты.
Гравер борьбу с Природой вел,
Но жизнь саму не превзошел,
О, если б он заставил медь
Шекспира ум запечатлеть,
Подобно лику, — Оттиск сей
Все б превзошел ценой своей.
Смотри ж, Читатель, вняв совету,
Не на Портрет, а в Книгу эту [189]

.

Виола исполнила главный долг своей жизни. С легким сердцем она вместе с сыном возвращалась домой. Все, чего она опасалась, возвращаясь на родину, слетело с ее души и не оставило следа. Что это? Время? Возраст? Или мудрость, которая иногда посещает избранных. Где ее любовь, которая принесла ей столько счастья и столько горя? Растворилась! Тогда что же это было? Она вспоминала разговоры об этом с братом. Он говорил, что самым высоким, самым достойным и совершенным чувством, которое может испытывать человек, является дружба. Не любовь, не страсть от которой иные порой умирают, а иные совершают преступления. Любовь может быть счастливой. Но стоит ей оказаться безответной, и она оборачивается страданием. Дружба тем вернее, что она всегда взаимна. Она может обходиться без признаний. Когда-то она думала, что любовь станет для нее наградой. Теперь она видела, что жизнь ее была вдохновлена и сохранена другим. Дружба явилась ей главным даром, надежной защитой, талантом — ни любовь, ни лицедейство, ни разного рода занятия и интересы, ни даже поэзия не были с ней столь постоянны, как дружба со всеми, кто играл в ее жизни главные роли. Для Уилла она прежде всего была другом. Том, встретив ее однажды, стал ее другом. Добрым другом. Что значила их с Томом жизнь? Как назвать эту взаимность? «Первое, что я скажу ему, когда мы встретимся, — думала она, вглядываясь в горизонт, — то, что не решилась сказать перед отъездом».

Они не встретились. Том не вернулся.

Часть III

Глава I

«Весною — рассвет.

Все белее края, гор, вот они озарились светом. Тронутые пурпуром облака тонкими лентами стелются по небу.

Летом — ночь.

Слов нет, она прекрасна в лунную пору, но и безлунный мрак радует глаза, когда друг мимо друга носятся бесчисленные светлячки. Если один-два светляка тускло мерцают в темноте — все равно это восхитительно. Даже во время дождя — необыкновенно красиво».

Джим держит книгу над нами одной рукой. Моя голова на его плече. Я люблю слушать, как он читает. Мы читаем «Записки у изголовья» Сэй-Сёнагон, фрейлины и поэтессы при дворе японского императора десятого века. Лето. Июль. Жара. Ночь. Свет фонаря. Только он укрывает нас.

«Осенью — сумерки. Закатное солнце, бросая, яркие лучи, близится к зубцам гор…»

— Закат и рассвет, — говорю я.

— Часы метаморфоз, — говорит Джим.

Наше любимое время. Мы часто не спим до рассвета.

«Зимою — раннее утро.

Свежий снег, нечего и говорить, прекрасен, белый-белый иней тоже, но чудесно и морозное утро без снега. Торопливо зажигают огонь, вносят пылающие угли, — так и чувствуешь зиму! К полудню холод отпускает, и огонь в круглой, жаровне гаснет, под слоем пепла, вот что плохо!»

По мнению Джима, меня тоже «вдохновляет снег». Он читает. Я начинаю засыпать.