Серебряный Рыцарь

Тиамар развернулся к Преданным, но легионеры в кои-то веки раз не пожирали его глазами в ожидании приказов. У большинства были пустые, ничего не выражающие лица, лишь некоторые в какой-то растерянности блуждали взглядами вокруг, не зная, на чем остановить взор.

— Прекратить! К оружию! Взять!

Мечи и луки посыпались на пол, как переспевшие яблоки с яблони, которую основательно тряхнули. Обезоруженные Преданные не сводили глаз с Асатора, застывшего, как столб. То, что происходило между ними, не касалось того, кому будет принадлежать власть на Серебряном Острове. И когда последний палаш[6], кинжал, лук и чекан упали на пол, легионеры один за другим стали преклонять колени перед застывшим как изваяние рыцарем. Многие снимали шлемы, отдавая последний воинский долг последнему Мраморному Столпу. Преданные — Преданному.

— Встаньте.

Повинуясь тихому голосу, с колен один за другим стали подниматься совсем другие легионеры. Они по-прежнему не сводили глаз с рыцаря, но смотрели уже с новым чувством — ожидания приказа. И встрепенулись, когда тот перевел взгляд на лорда Тиамара:

— Арестовать.

Бывший командир когорты попятился, сразу догадавшись, что все кончено. В один миг он потерял все — власть, силу, жену. Леди Фейнирель стояла и смотрела на него совершенно спокойно, и драур тихо обнимал ее за плечи. И рядом не было никого…

Лаллирель! Лаллирель, ответь мне!

Тишина и пустота. Видящая то ли не хотела, то ли не могла услышать его призыв.

И тогда он одним быстрым движением обнажил свой палаш.

К нему бросились, пытаясь отнять оружие, но было поздно. Перехватив его двумя руками за лезвие, Тиамар приставил острие к своему животу и навалился всем весом, упирая рукоять в пол. Хрустнула плоть. Он невольно вскрикнул, когда сталь вошла в тело, и неловко завалился на бок.

Ахнув, Фейнирель отвернулась, уткнувшись лицом в грудь Фрозинтара, прижалась к драуру.

— Очуметь! — выдохнула Тара, пихая локтем Карадора.

— Ага, — кивнул тот. — Круто!

Окружившие было тело Преданные отступили. Фейлинор, белее мела, не сводил глаз с тела их бывшего командира.

— Унесите, — наконец промолвил он.

Асатор повторил его приказ, и только тогда легионеры подняли труп и направились прочь.

Фрозинтар опустил взгляд на прильнувшую к нему женщину. Леди Наместница не плакала — просто мелко дрожала, но, когда драур ее слегка потормошил, подняла голову. Глаза ее сияли.

— Наверное, я плохая жена, — промолвила она, — но мне совсем его не жалко. Мне почему-то так легко, словно я сбросила страшную тяжесть. Это неправильно?

Бывший наемник пожал плечами. Он никогда не испытывал таких чувств.

— Ну что, подруга! — Карадор, которому все как с гуся вода, с чувством хлопнул Тару по плечу. — Дело о нападении на тебя можно считать закрытым ввиду смерти главного подозреваемого? Или ты как? Желаешь требовать компенсации?

Девушка помотала головой. Вот уж ни о какой компенсации она не думала. Разве только…

— Выпить? — верно понял выражение ее лица неугомонный эльф. — Это правильно! Это надо отметить. Фей, ты с нами? — крикнул он молодому Наместнику. — Пошли, трахнем по маленькой, как говорил король Кейтор. Ася с Фросей тут сами разберутся.

Асатор и впрямь совершенно освоился с ролью командира — его негромкого голоса слушались все, даже орки.

Но Фейлинор не успел и рта открыть, чтобы ответить, когда на одной из лестниц послышался дрожащий голос:

— Учитель?

Цепляясь руками за стену, осторожно, на подгибающихся ногах, навстречу двигалась хрупкая фигурка.

— Льор?

Отстранив женщину, драур бросился к своему ученику, подхватил его на руки, как ребенка:

— Ты почему… как ты встал?

Ничего не отвечая, юноша цеплялся за его мощную шею.

Льору было очень страшно одному. Когда началась заварушка, возле него никого не было. Юный эльф лежал в своей постели в полном одиночестве и прислушивался к раздававшимся из-за двери крикам и шуму. Каждую секунду он ждал, что вот-вот распахнется дверь, и сюда ворвутся… кто? Друзья или враги? Почему-то он был уверен, что его могут убить. В отчаянии он решил позвать свою «хозяйку», но та не отозвалась на призыв.

И тогда он попытался встать. Накануне целительница строго-настрого приказала ему ничего не предпринимать без ее советов. Неизвестно ведь, как поведет себя отсроченное заклятие, если юноша захочет воспользоваться ногами. Может быть, оно как раз и должно сработать в тот миг, когда он решит сделать первый шаг?

Зажмурившись и стиснув зубы, готовый терпеть страшную боль, он спустил на пол сначала одну ногу, потом — вторую. Коснулся кончиками пальцев пола. Тихо оперся… Странно, но он ничего не чувствовал. Он не мог понять, холодный пол или теплый, твердый или мягкий, гладкий или шершавый — его ноги не чувствовали абсолютно ничего. Но не было и боли.

И тогда юноша выпрямился.

Резко вскочив, он ухватился обеими руками за столб, на который натягивался полог. Понадобилось не меньше минуты, чтоб он кое-как восстановил равновесие.