Серебряный век. Портретная галерея культурных героев рубежа XIX–XX веков. Том 2. К-Р

…Мариус Мариусович был так же трудолюбив, добросовестен и прилежен, как и талантлив. Необыкновенно щедро одаренный природой, он никогда не полагался только на свои великолепные сценические данные. Во время нашей совместной поездки я, например, наблюдал, что на каждый свой спектакль Мариус Мариусович приходил в театр часа за два до начала. Не спеша гримировался, одевался и не то что повторял роль, а, как он сам говорил, примерялся к ней. Такую внутреннюю „примерку“ Петипа считал для себя обязательной, независимо от того, сколько раз он играл роль. А после спектакля, когда публика отпускала наконец со сцены своего любимца, он, сидя в уборной и снимая грим, устраивал с партнерами и заходившими к нему друзьями короткое, очень деловое, очень профессиональное обсуждение только что сыгранного спектакля.

Похвал и неумеренных восторгов по своему адресу Петипа не любил. Он был человеком скромным, любезным, отлично воспитанным. В нем не было ни капельки того напыщенного, надутого, самовлюбленного „премьерства“, которым грешили иные знаменитые гастролеры. В жизни, как и на сцене, весь его облик, все его поведение отличали простота, благородство, какое-то врожденное изящество и покоряющее всех обаяние.

Мариус Мариусович Петипа поистине был всеобщим любимцем: его обожали и публика, и актеры. Чудесный, отзывчивый товарищ, бессребреник, он никогда не ставил своих личных интересов выше интересов коллектива. Успех театра, спектакля всегда был для него превыше всего» (И. Нежный. Былое перед глазами).

ПЕТИПА Мария Мариусовна

17(29).10.1857 – до 18.1.1930

Балерина. С 1875 по 1907 – актриса Мариинского театра в Петербурге. Дочь М. И. Петипа, супруга С. Легата. С 1926 – за границей.

«Она обучалась танцам у отца и дебютировала в балете „Голубая георгина“. Моя мать рассказывала, что, как только Мария появилась на сцене, ее красота вызвала общий взрыв восхищения в зрительном зале. Танцы Марии, впрочем, вызывали критические замечания со стороны строгих хранителей законов балетной классики. Она вносила в хореографический рисунок индивидуальные движения, которые не укладывались в установленный комплекс.

…Исключительное сценическое обаяние, как и ее наружность и дарование, обеспечивали Марии постоянный успех, завоевывали самых равнодушных и хладнокровных зрителей. Хотя отец был побежден этим успехом, Мария недостаточно удовлетворяла и радовала его, так как амплуа характерной танцовщицы не давало ей возможности создать полноценные образы в стиле балетной классики» (В. Петипа. Наша семья).

«Моя влюбленность в Петипа достигла своей предельной степени, когда я увидал ее в „Коппелии“ танцующей мазурку и чардаш. Но тут же должен прибавить, что длинноногая, ленивая, в сущности, вовсе не талантливая, Мария Мариусовна была плохой танцовщицей. В смысле техники она уступала последним кордебалетным „у воды“, она даже на носки вставала с трудом и охотно переходила с них на „полупальцы“. Движения у нее были угловатые, а ее стану недоставало гибкости. В силу этого отец-балетмейстер и давал ей танцевать одни только „характерные“ плясы, где она могла в безудержном вихре проявить весь свой „sex appeal“ [англ. сексапильность. – Сост.]. Или же ей поручались роли принцесс, королев и фей, требовавшие одних только прогулок „пешком“ да кое-каких жестов. В том же „Коньке“, в третьей картине, во дворце хана, Петипа изображала „любимую альмею“; протанцевав с грехом пополам какой-то пустячный танец, она затем принималась метаться по сцене, довольно бездарно изображая муки ревности, вызванные тем, что хан предпочитает ей черноокую русскую девушку – ту самую Царь-девицу, которую ему добыл Иванушка… При всей моей влюбленности в Марусю, недостатки ее не были от меня сокрыты, мало того, именно эти недостатки я ощущал как-то особенно остро, ибо страдал от несовершенства моей пассии» (А. Бенуа. Мои воспоминания).