«Он был коротко, – в пределах, терпимых каноническими узаконениями и обычаями, – острижен, и в таковых же пределах, как мне кажется, стремился остричь требник…о. Петров был очень живописен, со своими коротко остриженными волосами, в тонкого и хорошего сукна рясе. Когда я позже видел его в пиджаке, то он казался утратившим значительную долю авантажности. Таким я его встречал в Берлине и потом в Петербурге, уже после исторжения из особого рода. У него был черный ньюфаундленд такого огромного роста, какой мне никогда не попадался. Я спросил о. Петрова, как смотрят духовные власти на такого рода собак, и не находят ли в них мирского соблазна.
– Я на улице с собакой опасаюсь показываться, – ответствовал он, уклоняясь от прямого ответа» (
«Похож на солидного старшего приказчика в хорошем бакалейном магазине или на буфетчика в тихом, степенном трактире, куда большие купцы уходят из лавок чаевничать и за чайком вершить стотысячные сделки.
Это – когда-то и в ту пору еще совсем недавно – чуть не самый популярный человек в России: расстриженный священник, или, как зовет его Лопатин, „распоп“, свободомысленный Григорий Спиридонович Петров, затем в миру публицист „Русского слова“ и автор неисчислимых учительных брошюр. Расходясь в десятках тысяч экземпляров, они засыпали Петрова золотом, которое, через добрые руки его, переливалось в широчайшую благотворительность. Человек видный и внушительный, хотя, сняв рясу, он потерял много былой картинности. Выявилось „спинжаком“ кулацкое происхождение (он до духовного звания был мелким лавочником) – кабы ему сапоги бутылками да штаны заправить в голенища, то – и прямо за стойку. И только удивительные, бледно-фиолетовые глаза, полные ищущей думы, грустно вдохновенные и немножко как бы безумные, словно у пророка, ожидающего „гласа Божьего“, говорили о натуре необыкновенной, глубокой, владеющей даром родниться со всяким чужим горем и властным глаголом жечь сердца людей» (
ПЕТРОВ Дмитрий Константинович
«В нем нельзя было не ценить „цельности“. С головы до пят он был предан науке; эрудит из него вышел изумительный, – преподаватель прекрасный, – хотя он и не оставил после себя ни одного труда крупного научного значения. Написанные им еще в юном возрасте магистерская и докторская диссертации о Лопе де Вега представляют собою лишь пересказ прочитанных им сотен комедий этого легендарного автора; а в дальнейшем Петров печатал лишь небольшие отдельные полуисследования по каким-то очень частным вопросам. Но как ученый и как человек он был безмерно выше своей печатной продукции. В романской филологии был он неоспоримым энциклопедистом. Почти не было вопроса, на который нельзя было бы получить студенту от своего профессора тот или иной ответ. Однако огромная честность заставляла Д. К. Петрова частенько отвечать благородным „не знаю“. Шарлатанства в нем не было ни на йоту. Между прочим, он тоже любил предоставлять своим ученикам большую свободу в выборе тем. Это происходило именно вследствие энциклопедизма его знаний…