Серебряный змей в корнях сосны – 2

Хизаши закусил губу, чтобы не завыть. В запале он не замечал, насколько все серьезно, и даже боль будто жгла в полсилы, а сейчас вернулась стократно. Кента вздрогнул и принялся ласково поглаживать поврежденное запястье.

– Прости, прости! Я буду осторожнее.

Он прощупал руку, морщась каждый раз, когда дыхание Хизаши сбивалось от болезненных ощущений. Будто ему самому в эти моменты становилось больно. Наконец он сильно надавил в одном месте, и Хизаши все-таки позорно вскрикнул.

– Вот и все, – выдохнул Кента и аккуратно положил руку Хизаши ему на колени. – Если сейчас погрузишься в медитацию, к утру все пройдет.

– Ты изверг, – пожаловался Хизаши.

Ответная улыбка Кенты была поистине жалкой, губы дрожали, когда он снова извинился.

– Прости. Пожалуйста, прости. Я знаю, это неприятно, но если оставить как есть, станет хуже.

– Да прекрати ты уже извиняться, – прервал его Хизаши. – Ты прощен, понял?

– Да? – обрадовался Кента и широко зевнул. – Тогда я… немного… посплю…

И, уронив голову на грудь, провалился в сон.

Рана заживет быстро, как и все раны до нее, но Хизаши, прежде чем погрузиться в медитацию, посмотрел на Кенту с благодарностью. Но не только.

В своем спасительном вранье Хизаши сказал, что внутри Куматани скрыта великая сила. Это была выдумка, чтобы потянуть время, сказочка, призванная отпугнуть особо трусливых ёкаев.

Или все-таки не совсем?

* * *

Чиёко ушла первой, едва забрезжил рассвет. Она попрощалась только с Куматани, Хизаши следил за ними издалека и не понял ни слова, но вернулся Кента странно задумчивым. Мадока отправился провожать девушку до ближайшего поселения, а потом собирался через управление Дзисин послать в школу весточку о случившемся. Мадоке требовалось время, чтобы прийти в себя полностью, и в предстоящем им троим деле от него толку было бы мало.

А вот Учида Юдай признался, что ничем не занят и потому поедет с ними вместо Мадоки.

– Еще чего, – возмутился Хизаши. – Нет уж, ты из Фусин, вот на них и работай.

– Строго говоря, – как-то будто даже смущенно начал Учида, – сейчас я не отношусь к Фусин. Я временно отстранен.

Кента отвлекся от седлания лошади.

– Как это так?

Учида ответил не сразу, но голос был твердым и ровным, когда он сказал:

– Мой отец обвинен во взяточничестве, и пока его не оправдают, я не могу быть частью школы Фусин.

– Это же бред! – воскликнул Кента, и Хизаши был с ним молча согласен. Только люди могли придумать себе такие сложности. – Ты – это не твой отец. Нельзя же… нельзя просто вдруг в один момент перестать быть оммёдзи.

Учида опустил взгляд. Пальцы добела сжались на древке нагинаты.

– Однако таково решение наставников, и я обязан его принять.

Если Хизаши и хотел сообщить ему, что тот перевешивает свои беды на их плечи, в итоге не стал под предупреждающим взглядом Куматани.

– Хорошо, идем с нами, – за двоих решил он. – Смысла разделяться, идя по одной дороге, нет.

Над макушками деревьев показался край солнечного диска. Розовые, пока еще нежные и теплые, лучи заскользили по остаткам крыши рёкана, и когда свет полностью накрыл здание, оно попросту исчезло. Трое юношей и их лошади стояли посреди бурьяна на обочине дороги.

– Видать, и впрямь права Чиёко-тян, – сказал Кента. – Рёкан здесь был когда-то, но слишком давно.

Они развернулись и поскакали вперед, обманчивое марево – невидимая стена, пугающая путников, – исчезло с наступлением утра, но все же Хизаши не отпускало досадное беспокойство. Он нет-нет да оглядывался через плечо, но солнце поднималось все выше, пекло так, что пришлось надеть соломенную шляпу, и ничего странного больше не происходило.

Он уже почти поверил, что они без приключений доберутся до места, но по пути еще следовало остановиться в деревеньке, кажется, она называлась Миякэ, чтобы отдохнуть. Миякэ они нашли, но поселение встретило их мертвой тишиной, не слышно было даже домашнюю птицу и собак-бреховок.

Лошадь Хизаши взбунтовалась, отказываясь идти дальше, пришлось спешиться и войти в ворота пешком. Запах, что стоял там, ни с чем не спутаешь.

– Это же не мы виноваты? – вдруг осипшим голосом спросил Кента, взглядом ища у Хизаши поддержки. Вот только ему нечего было ответить. Воздух еще пропитывала осорэ целой толпы озлобленных ёкаев. Дышалось с трудом, и запах…

– Все мертвы, – сообщил вернувшийся с разведки Учида Юдай. – Здесь побывал Парад ста духов.

На Куматани было жалко смотреть. Он стоял на площади между домами, такой потерянный, такой несчастный. Разочарованный.

– Если бы мы не вмешались… – начал он, но Хизаши не дал ему довести мысль до конца, сжав плечо до боли.

– Мы бы умерли страшной смертью. Умер бы фусинец, умер Мадока, да и девчонка эта тоже бы живой не ушла.

– Бакэнэко предупреждали, и не раз, – вздохнул Кента и положил ладонь на пальцы Хизаши, все так же сжимающие его плечо. – Мы все испортили.

– Неправда, – возразил молчавший до этого Учида. – Мы сделали то, что должны были. Это наш долг.

Куматани раздирали сомнения, он искал то, что вернуло бы ему уверенность, Хизаши ощущал его смятение как свое собственное. На самом деле, ему тоже было тошно.