Серебряный змей в корнях сосны – 2

– Но ты ведь чувствуешь, какая здесь атмосфера?

Хизаши чувствовал, но на божественную она походила мало. Он остановился и обернулся на раскинувшуюся у подножия Акиямы деревню. Ни одно окно не горело, лента реки слабо поблескивала темным серебром, похожая на серп, округлой стороной обернутый к редко разбросанным домам. Кента встал рядом и восторженно вздохнул:

– Красиво!

Они взяли крутой подъем, и тропа, что привела их сюда, потерялась из виду, а Янаги виделась далекой и безжизненной, и разгулявшийся ветер будто подталкивал дерзких оммёдзи обратно вниз.

– И это мы еще не на вершине, – заметил Хизаши. – А со стороны гора не казалась такой уж высокой.

– Наверное, это оттого, что подножие пологое и скрыто лесным покрывалом. Так мнится, что подъем начинается гораздо позже, чем на самом деле.

Хизаши пожал плечами, ему было все равно. Но вид спящего селения там, в долине, завораживал. Так, наверное, небожители смотрят с высоты Такамагахары на мельтешение людского мира – раскрытого для них точно на ладони, одновременно близкого, но словно не имеющего к ним никакого отношения.

Пришла злость. Хизаши хотел было уже отвернуться и продолжить подъем, как почувствовал напряжение Кенты. Тот поднял руку и указал на деревню.

– Смотри, что там за огонек?

Перед лицом, как назло, замельтешили потревоженные ветром гибкие ветки с резными листьями, Хизаши отодвинул их и увидел: в темноте под ними на первый взгляд хаотично двигались огни. Они появлялись в разных местах деревни, а потом собрались возле дороги и, выстроившись в неровную линию, потянулись вверх. Было что-то в этом движении жуткое, противоестественное, хотя Хизаши уже сообразил, что это всего лишь люди, несущие перед собой по одному фонарю. Их насчиталось трижды по четыре, и вся процессия потекла к старой усадьбе, где остался Учида и Ханабэ-сан.

– Как думаешь, что это значит? – спросил Кента.

– Не похоже, что они одержимы злобой, – рассудил Хизаши, – иначе несли бы не фонари, а факелы, да и идут медленно, не торопятся, да и тихо совсем.

– Точно крадутся.

– Именно. – Хизаши подозревал, что мало кто станет красться, если не задумал чего-то дурного. – Хорошо, что мы оставили там фусинца.

Кента засомневался.

– Думаю, кому-то стоит вернуться, чтобы узнать, что это за ночное шествие.

– Иди, – согласился Хизаши.

– Прости, что бросаю тебя одного.

– Светлые ками! Я же не беспомощная девица, – воскликнул Хизаши. – Иди-иди. Только будь осторожнее.

Он не стал ничего добавлять, Кента не такой дурак, сам должен понимать, что дело темное, и лезть напрямую пока не стоит. Кента мягко улыбнулся. Но тут встал вопрос об освещении – фонарь у них был один на двоих.

– Забирай, мне не очень-то надо, – сказал Хизаши.

– Глупости. Ты останешься на незнакомой горе, тут могут быть обрывы, ямы, колдобины, – принялся перечислять Кента. – Тебе фонарь нужнее, чем мне. Просто спущусь тем же путем, что мы пришли, и все. И к тому же свет привлечет внимание. Как мне подкрадываться и следить с фонарем?

Он так быстро и так складно выдал целую вереницу доводов, что Хизаши оставалось только удивленно вздернуть брови.

– Ну хорошо, уговорил.

Он удобнее перехватил ручку тётина и отступил на шаг, наблюдая за спиной уходящего Кенты. Тот двигался ловко и быстро, несмотря на все опасности, которые так азартно перебирал вот только что. Вскоре он совсем скрылся из виду, и Хизаши повернулся к деревне спиной.

Клены тут же угрожающе зашуршали, зашептали, будто читая слова проклятия. Где-то пронзительно вскрикивала ночная птица. Хизаши двинулся вперед, сам не зная, что рассчитывая найти. Он просто чувствовал – все, что ни делается в Янаги, связано с этой горой. Иногда ему даже казалось, его подталкивают в спину, но то были лишь ветер и ветки, слепо тянущиеся к живому теплу.

Вдруг прикосновение к затылку стало слишком реальным, и Хизаши замер, завертел головой, и тут сбоку между древесными стволами появилось светлое пятно. Будто поняв, что обнаружено, оно сдвинулось, пошло в его сторону, пока не обрело вид женщины в белой накидке, покрывающей голову. Она шла плавно, не замечая коряг под ногами и веток, способных выколоть глаза, ее тонкие бледные руки изящно придерживали края накидки, и они развевались за ней подобно крыльям ночного мотылька.

Хизаши поднял фонарь повыше.

– Кто ты такая? – спросил он грубо, и ответом ему был мелодичный смех, разлетевшийся в тишине россыпью гладкого жемчуга.

– Мы уже встречались, Мацумото-сама. И не один раз.

Женщина вышла из-за деревьев, накидка соскользнула со снежно-белых волос. Глаза у нее были желтые, змеиные, как у самого Хизаши в прошлом. Видя его недоумение, незнакомка снова негромко рассмеялась, подошла и коснулась холодным пальчиком лба.

– Вспомни. Ну же.

Алые губы изогнулись в коварной улыбке, и Хизаши на мгновение потонул в золоте глаз, видя в них не женщину, а огромную белую змею.

– Посланница богов! – вырвалось у него.

– Ты можешь звать меня Увабами[61]. Вспомнил?

– Ты спасла нас от Хякки яко.

– Раньше, – прошелестела она загадочно. – Раньше…