Сцена, и в самом деле, полна откровенного комизма. Двое голых любовников застигнуты в самый неподходящий момент. Это так бесспорно, что уже достаточно смешно. Но и нарушившие их уединение "свидетели" выглядят немногим лучше. Тильда стоит и орет, совершенно позабыв, что прибежала в спальню Ловиса босиком, а ночная рубашка, спущенная на бедра, выглядит на ней балетной юбкой, что, в принципе, даже мило, однако совершенно не прикрывает маленьких, "дерзко торчащих" грудей. Очков на Тилли, по случаю, тоже не оказалось. Но на ее "герое", отступающем с алебардой наперевес, не было и той малости, что имелась у Тильды. Из одежды на Дамале остался один лишь нательный крест.
– Ооо! Хм… – Тильда замерла вдруг на полу-звуке и оскорблено запыхтела своим вздернутым носиком. – Ты… Я… А ты! Ты!
– Извини! – легко согласилась Елизавета и пожала плечами. – Мне просто стало смешно.
– Смешно?! – возмутилась, вздергивая огненно-рыжие брови, Тильда.
– Э… – сказал, появляясь "на авансцене" Дамаль. – Кажется, мы с тобой, Тилли, недостаточно тщательно одеты.
– Это они! – гневно возразила Тильда и только в этот момент обнаружила, насколько прав ее Дамаль. – Ой!
– Что случилось? – взяла инициативу в свои руки Елизавета и, подхватив с постели одеяло, шагнула к Тильде. – Я слышала звон цепей. – Она обняла Тилли правой рукой и запахнула одеяло наподобие плаща. – А потом ты заорала, и я подумала, что тебя режут или… насилуют.
Все-таки она не удержалась и улыбнулась мальчикам, спешно прикрывающим срам, кто, чем мог.
– Мы с Дамой не брат с сестрой… – виноватым голосом, переходящим в обвиняющий шепот, сказала Тилли. Она еще пыталась защищаться, а значит, потрясение оказалось слишком сильным.
– Ты не поверишь! – улыбнулась в ответ Елизавета. – Но мы с Ловисом тоже. И ты заорала в самый неподходящий момент! Так что все-таки произошло?
– Тригерид пришел, – коротко объяснил Томас, пытавшийся обвязать чресла гобеленовым чехлом с кресла. – У покойного герцога скверная привычка… подглядывать за…
– За любовниками, – закончил он, краснея.
– Что серьезно? – Елизавете все еще было смешно.
– Да, – кивнул Томас, справившись, с грехом пополам, с толстым узлом. – Мне… э… одна знакомая…
– Знакомая? – нахмурилась Тилли, и подозрительно прищурилась на Дамаля, хотя, возможно, щурилась она из-за отсутствия очков.
– Да, нет же! – вскричал расстроенный Томас и, разумеется, всплеснул руками, в связи с чем не слишком надежный узел, оставленный на произвол судьбы, развязался самым естественным образом, и соскальзывающую гобеленовую "юбку" удалось перехватить только у самых колен. – Вот, черт!
И тут же в коридоре раздались инфернальный хохот и энергичный звон цепей.
– Сукин сын! – это было первое бранное слово, которое Елизавета услышала из уст всегда уравновешенного и "умеющего держать себя в обществе" Томаса фон дер Тица.
– Кто?! – в один голос спросили Тильда и Людо.
– Тригерид…
– Кто она?! – кажется, это был единственный вопрос, который волновал сейчас фрейлен Шенк, но вот у Елизаветы и, похоже, не только у нее, начал формулироваться в голове совсем другой вопрос.
– Беата… – пожал широкими плечами Томас, восстанавливая импровизированную юбку. – Она как-то сказала, что ее Тригерид чуть до истерики не довел: шесть дней подряд…
– А где она сейчас? – спросил Людо, обмотавший бедра банным полотенцем.
– Как где? – вскинул брови Томас. – То есть… одно из трех…
– Или у себя в постели, – стала перечислять Елизавета, прижимая к себе под одеялом начавшую явственно дрожать Тильду. – И тогда, она должна была уже услышать наши вопли.
Наши. Она великодушно распределила на всех присутствующих шум, поднятый Тильдой.
– Или в какой-нибудь другой постели, – осторожно предположил Людо.
Его гипотеза касалась, по-видимому, барона фон Байера и доктора д'Эвола.
– Похоже, мы здесь одни, – высказала вслух очевидное Тильда.
– Да, если они сейчас в мыльне… – Томасу явно не хотелось распространяться о подробностях личной жизни членов его и без того небольшой семьи.
– То нас никто ни в чем не упрекнет, – сформулировала вслух уже ставшую очевидной мысль Елизавета. – Аминь!
И тут же из залитого сумраком коридора раздалось нервное бренчание цепей.
– Герцог! – строго сказал Людо, делая шаг в направление по-прежнему распахнутой двери. – Или заходите, и познакомимся, или проваливайте в свой ад и не мешайте порядочным людям отдыхать!
От этих слов у Елизаветы сердце вздрогнуло, пропустив удар, и чуть сжало виски и переносицу, и запахло корицей или чем-то очень на нее похожим.
"Сейчас!" – поняла она едва ли не с ужасом, стремительно переходящим в восторг, и увидела, как сгущается мрак в проеме двери.
Герцог Тригерид "сплотился" прямо из обрывков тьмы, клубившейся в коридоре. И это не странно, если учесть, под каким прозвищем он жил и умер.