Середина Жизни

В столице нашей южной республики: собрались философы, филологи, историки и социологи со всех социалистических стран: ГДР, Польши, Румынии, Югославии, Болгарии… Это – было великое и славное время для учёных, только начинающих свой тяжёлый путь по направлении к настоящей науке – где, как верят многие, обитает истина. Лекции нам читали лучшие профессора Киева и пятнадцати республик – и говорили все эти гиганты мысли с нами как со старшими учениками, которые вскоре – встанут на их место. Именно в таких местах: познаётся вся сила и мощь науки.

Так же: это была отличная возможность советским учёным наладить знакомства и связи со своими восточноевропейскими коллегами – особенно с восточными немцами и поляками, о которых в научных кругах ходило множество историй, по содержанию близких к легендам.

Здесь мне тоже повезло, как мало кому везёт: по распределению в общежитии я попал в одну комнату с двумя поляками и немкой. Мы ходили вместе на лекции, жили под одной крышей и вместе открывали для себя много нового в столице социалистической Украины. И под конец этих полугодичных курсов от весны до осени – стали друг другу хорошими друзьями.

Почти все немцы и поляки здесь: отлично знали русский; доцент философии из Берлина – очень милая женщина – стала мне хорошим другом и открыла мне глаза на многие вещи. И когда нам выпало несколько дней выходных – она попросила меня сопровождать её в путешествии, которое она давно мечтала совершить:

– Мозква и Ленингьад, – сказа она так, что ей невозможно было отказать, – моя давняя мечта; так вы зогласны меня зопровождайт?

– Я воль, – кивнул я.

Взамен, я получил её домашний номер телефона и приглашение когда-нибудь приехать к ней и её мужу на выходные в Дрезден.

В Москве и Ленинграде мы были всего по дню на каждый; а по возращению оказалось, что наше повышение квалификации прошло успешно и пора уже возвращаться домой. Тогда же: я получил приглашение от ещё одного своего соседа приехать к нему в гости в Щецин. Мы пожали друг другу руки. Такие необычные для меня выдались полгода. Такие странные у меня выдались полгода. И меня – ждала ещё куча дел по возвращению домой.

Глава 24

Кто не в силах встать

Пройдёт много лет – ноя я ещё долго буду встречать на улицах своего города того самого бородатого чудака, согласившегося выполнить для нас инженерно-архитекторский проект церкви, основанный на чертежах архитектора-велогонщика. То, как он держал себя; как он выглядел и говорил – всё это напоминало мне философа по имени Павел Флоренский, жившего полвека назад. В тридцатые годы, во времена всеобщего страха и ужаса – даже самые отважные диссиденты ушли в подполье, откуда не осмеливались даже высунуть головы. Флоренский же – отказался эмигрировать из страны, когда во время гражданской войны у него была такая возможность. Когда на территории всех пятнадцати республик сотнями сжигали церкви и сотнями тысяч расстреливали попов – Флоренский, будучи преподавателем в радиотехническом институте – выражал свой протест тем, что расхаживал по коридорам технического института в монашеской рясе; а затем, всё в той же одежде: читал лекции своим студентам.

Что с Павлом Флоренским впоследствии сделали – совсем другая история. Я много изучал его философские и богословские работы, превосходно знал его биографию и собственное мнение о характере и нравах этого человека – имел. И я был впечатлён, спустя пятьдесят лет после смерти философа, встретить человека, который полностью бы соответствовал его образу. Он был верен своим взглядом, выстроенным за православной философии и гуманизме – и служил им до самого конца; честен и горд – благороден и безумен – всё это было про него.

В одиночку со всей внезапно взвалившейся на его плечи работой – он справиться не мог; во многом ему нужно было со мной совещаться и обсуждать разные детали, значение которых – мне приходилось осваивать походу.

На своё свободное время – я смотрел как на самую бесполезную и ненужную на свете вещь; его у меня было больше, чем воды в соли в море – жил замкнуто и с немногими своими друзьями не имел никакого желания встречаться чаще необходимого; дел особой важности я не имел – а потому: мог уделять своему инженеру, которого в голове уже окрестил Павлом Флоренским – столько времени, сколько он требовал.

К сожалению: я не мог приходить в его рабочий кабинет всё время; ему часто приходилось где-нибудь пропадать и вечно отсутствовать. Тогда, он показал мне дорогу к своему дому и попросил приходить как можно чаще; или когда он сам позовёт.

Когда я впервые перешагнул порог его квартиры: моя челюсть отвисла и как будто навечно застряла там – внизу. Все стены его жилища: были увешаны иконами с изображениями святых, представленных во всех ипостасях. А в спальне его жены: стоял самый, что ни на есть настоящий алтарь.