– Пойдем, Сереж? Ушел твой папка, – и она приобняла внука, увлекая его за собой, направляясь обратно в подвал. – Ничего, – говорила она, обращаясь к Сереже усталым, почти безразличным голосом, – не горюй сильно, время такое. Бог даст и вернется твой папка к тебе, домой.
Роман выбежал на дорогу к месту, где они договаривались встретиться, но здесь никого не было. Неужели уже уехали и не дождались? Откуда-то с окраин раздавался звуки гудящих машин. Он прислушался, гуд доносился с восточной стороны и с каждый минутой все нарастал. Едут. Роман на всякий случай зашел за стоящую поблизости остановку, – кто его знает, кто там еще может ехать?.. Вот показалась колонна. Ура! Свои! И он вышел на обочину дороги. Все тот же «Урал» с «зушкой» в кузове, на котором он добирался сюда. Автомобиль притормозил, приостановился и Роман, подав сумку своему знакомцу, следом запрыгнул и сам. Они крепко пожали друг другу руки и обменялись новогодними поздравлениями. Роман тут же сел на лавчонку, под натянутой над нею тент, у самой кабины автомобиля.
Раиса Максимовна и Сережа, вернувшись, застали всех по-прежнему сидящими за столом. Только Оля сидела на постели вблизи так еще и не проснувшегося Артемки. Раиса Максимовна подошла к столу, где Оксана любезно и почтительно с чувством глубокого соучастия привстав, пододвинула к ней стул:
– Присаживайтесь и крепитесь!
– Держись, Максимовна! Не переживай так, он обязательно вернется! Да, Рома обязательно вернется, цел и невредим! – раздалось сразу несколько голосов старающихся подбодрить Раису Максимовну.
И она согласно кивала головой, потирая покрасневшие от слез глаза. Ей действительно нужно было подбадривающее слово, и она благодарна, оглядела своих товарищей по несчастью. Сережа прошел к своему месту и сел на постель. Оля, в это время, встав, подошла к Сереже и тихо села сбоку от него. Мальчик тоже иногда потирал глаза, смахивая с них, то и дело, наворачивающиеся откуда-то слезинки. Оля опять, как вчера, с участием положила свою ладонь на его руку.
– Ну, ты как? Нормально?
– Да, – кивнул мальчик.
И вновь смахнув слезу сказал:
– И откуда только они берутся?
– Кто? – участливо спросила Оля.
– Да, слезы эти! Плакать вроде не хочешь, а все плачешь! Предатели!
– Из слезных желез. Они служат нашему организму для увлажнения и очищения глазных яблок. Разве ты не знал? – удивленно посмотрела Оля на него.
Он тоже глянул на нее и засмеялся:
– А ты умная, да?
– Как говорит твоя бабушка – Бог не обидел! – и она тоже засмеялась. И тут же даже как-то наставительно проговорила: – В школу на уроках нужно внимательней быть. И книжки читать тоже надо.
– Ну-у, ты смотри не задирайся! Это я так шутя, а то еще возгордишься!.. – сказал Сережа улыбаясь.
– Ну и ладно! – проговорила Оля нарочито обиженным голоском и неохотно высвободила свою ладонь из руки Сережи.
Он и сам не заметил, как ответил на ее пожатие, когда она к нему подошла и положила свою ладонь на его руку. И только теперь заметил, что все это время он крепко сжимал ее ладонь в своей руке. Ему даже стало немного неудобно. Зато Оля это хорошо заметила и, теперь выдергивая свою руку, хотела этим его наказать.
– Да, ладно не обижайся, я шучу, – слегка толкнул примирительно Сережа Олю своим плечом.
– Не прощу! Ты думал, что только ребята умными бывают?.. Шовинист! – и она скорчила ему пренебрежительную гримаску.
– Я же сказал, что пошутил?! – извинялся уже начиная смеяться Сережа. Потом немного посерьезнев опять вспомнив отца, и их разговор, спросил у Оли: – А ты «Тараса Бульбу» читала?
– Конечно, его все в школе читают!
– А я только фильм смотрел… А в школе… Плохо помню… Что-то вроде, когда-то читали… Нужно прочесть. Тебе понравилось?
– Я тоже фильм смотрела, но мне и книжка очень понравилась. Остапа жалко! И… Андрея тоже жалко…
– Он же предатель был?! – удивился Сережа.
– Да… А все равно жалко…
– Это все девичьи слезы! – заключил Сережа гордо. – Нельзя предавать веру, Родину, свой народ!
– Я знаю, – уже немного робея, проговорила она, – но все равно жалко…
– Правильно, что Тарас его пристрелил! – не унимался Сережа. – Так ему предателю и надо!
Оля на этот раз промолчала. Умом она соглашалась с Сережей, но в глубине души ей было жалко, что такая красивая история любви была омрачена предательством. Она даже немного из-за этого обижалась на Николая Васильевича Гоголя и думается, что эта обида на классика, пусть часто и неосознанная, уже давно мучит не одно женское сердце. Что поделаешь, такова суть человеческого бытия и не все то правильно, что хорошо и нравится нам. А Сережа уже разошелся и уже повторял слова отца и, говорил Оле о товариществе, Русской земле, вере и преданности.