11 ноября 1917 года в Петрограде Ленин предложил Александру Бенуа «взять на себя портфель министра изящных искусств», но тот отказался72
, и пост достался Анатолию Луначарскому. Три недели спустя Бенуа уже пожалел о своем решении, продолжая тем не менее считать, что сам он не смог бы руководить культурным миром России. В тот день он записал в своем дневнике:«Вот если бы тут был Сережа Дягилев, то дело обстояло бы иначе. Его публикой не запугать, а я б его научил, как действовать, подобно тому, как учил всегда. Да и все запутавшиеся фитюльки он бы распутал, причем не постеснялся бы некоторые из иных и порвать. Машина бы заиграла, и получился бы весьма занятный спектакль. Однако Сережа, отклонивший в марте предложенную нами честь встать во главе художественного движения в обновленной России, к нам едва ли пожелает вернуться. Хитрец-мудрец, не наступили, видимо, для него сроки, как бы только он вообще не опоздал»73
.Опасения Бенуа оправдались. Впервые за всю свою жизнь Сергей Дягилев, всегда обгонявший свое время, оказался в отстающих.
XXIII
Письмо Нувеля
1917–1919
Последствия Октябрьской Революции, произошедшей в России, вскоре должны были отразиться на труппе Дягилева и необратимо изменить ее, но пока, во второй половине 1917 года, еще казалось, что коллектив вернулся к привычному, сложившемуся до войны ритму работы.
После премьеры «Парада» о «Русских балетах» повсюду заговорили, а Дягилев опять стал королем творческого Парижа. «В прошлую среду, выходя со спектакля “Ballets Russes”, я безуспешно пытался Вас разыскать, – писал Дягилеву Клод Дебюсси, – я позвонил в Шатле, но, думаю, было бы легче дозвониться до Господа Бога»1
.«Парад» также тесно связал «Русские балеты» с совершенно новой группой деятелей искусства, которым предстояло прийти на смену великим мастерам эпохи fin de siècle, окружавшим труппу в довоенный период. На премьере, разумеется, присутствовал поэт Гийом Аполлинер, написавший статью для программки, а также художники Хуан Грис и Хоан Миро, композиторы Франсис Пуленк и Жорж Орик. Впоследствии эта авангардная публика начала определять образ «Русских балетов» не только из зала, но и из-за кулис, войдя в состав новой творческой группы Дягилева. Но в 1917 году до этого еще было далеко. Из-за своего вненационального характера «Парад» казался не увертюрой к новым тенденциям, а временным отступлением от традиций. После гастролей в Париже труппа готовилась к серии спектаклей в Мадриде и Барселоне, а также к новому турне по Южной Америке.
Дягилев подписал контракт на заокеанское турне уже больше года назад, условия его были примерно такими же, как и условия вторых, столь плачевно закончившихся гастролей по Соединенным Штатам: труппа должна была ехать без Дягилева, звездой программы предстояло стать Вацлаву Нижинскому. Правда, Нижинскому не нужно было брать на себя повседневные заботы, связанные с руководством, – этим собирался заняться Григорьев, – но он должен был стать лицом труппы, привлекавшим публику. Нижинский собирался присоединиться к труппе в Испании, где в течение нескольких недель должен был участвовать в спектаклях.
Сейчас, по прошествии времени, невозможно точно установить, когда у Нижинского проявились первые признаки фатального упадка умственных способностей. Уже во время первого американского турне его поведение выглядело временами довольно странно. И теперь, в Испании, он снова вел себя непредсказуемо и иррационально. Он вдруг решил нарушить условия ранее достигнутого соглашения, отказавшись ехать в Южную Америку, и танцевать в Барселоне. Дягилеву пришлось призвать на помощь полицию, чтобы та взяла танцовщика под стражу и заставила выполнять обязательства по контракту.