Сергей Дягилев. «Русские сезоны» навсегда

Когда уже казалось, что французские власти готовы пойти навстречу, Дягилев один отправился в Мадрид, чтобы уладить последние детали, но там он столкнулся с новыми препятствиями со стороны французов. Дягилев испробовал все, но было напрасно ждать помощи от русских дипломатов, не понимавших, какое правительство они представляют. Поддержал Дягилева только испанский король. Когда в конце концов Сергей отправил в Барселону телеграмму с хорошими вестями и не получил от Мясина ни слова в ответ, что-то в нем надломилось. И хотя, принимая во внимание обстоятельства, нервный срыв Дягилева вряд ли был притворством, он все же не упустил возможность поиграть на эмоциях Мясина:

«Я здесь работаю с девяти утра до ночи. По приезде узнал, что французы не хотят нас пропускать и вернулись к своему предыдущему отказу. Я обращался во все инстанции и дергал за все ниточки. Французы не сдались и опять попросили англичан пропустить нас по морю. Я опять устроил сцену, и возникли новые препятствия. Я делал невозможное. В Мадриде не было никого, кто не был бы задействован, помогая нам. Я трижды умолял короля пропустить нас и, наконец, получил разрешение. Как только это произошло, мои нервы не выдержали, и мое состояние резко ухудшилось. […] Видимо, иногда нужно объясниться, учитывая, что ты не хочешь ни понимать, ни чувствовать. Когда я думал, что, наконец-то, преуспел, я послал тебе телеграмму, но получил ответ лишь от Лопуховых. От тебя ни одного ласкового слова, ни слова благодарности за мою теплоту. Я очень часто спрашивал, не пришло ли от тебя сообщение.

Я был очень подавлен и постоянно плакал, я вынужден был постоянно покидать стол, потому что не мог сдержать слез. Делоне пытались меня развеселить и пригласили меня на ужин. […] Мне очень тяжело без моей семьи, любимых и друзей, без капли нежности.

Однажды ты поймешь все это, и тогда солнечный луч озарит твое стеклянное сердце. Неужели мне не суждено вызвать у тебя теплоту солнца русской весны?»⁵

Еще не вполне придя в себя, Дягилев переправил свою труппу сначала через Пиренеи в Париж, а затем через Ла-Манш в Лондон.

Для долгого испанского периода характерны не только нищета и борьба за выживание. Это время было насыщено мощнейшими творческими импульсами, вызванными соприкосновением с богатой народной музыкой и особенно с испанским танцем. В Испании, возможно, в единственной из всех европейских стран, была еще жива традиция народного танца, исполнявшегося в кафе и в танцевальных залах, с самобытной системой обучения. Испанский танец, в первую очередь фламенко, произвел неизгладимое впечатление на Мясина, чьими усилиями этот вид искусства впоследствии стал частью русского балета. Учителем и главным проводником в мир испанского танца для Мясина и Дягилева был редкостно одаренный танцовщик фламенко Феликс Фернандес-Гарсия, с которым Сергей познакомился в Гранаде. Фернандес-Гарсия разработал оригинальную систему записи сапатеадо, отбивания ритма каблуками, и умел петь сегидилью[277] и алегриас[278] во время танца. Дягилев заключил с ним контракт на обучение Мясина испанскому народному танцу, надеясь также, что в будущем Фернандес-Гарсия мог бы станцевать в испанском балете на музыку де Фальи.