В 1919 году Дягилев потерял любимую мачеху и оказался навсегда отрезанным от остальных членов своей семьи. Его брат Валентин примкнул к Красной армии, но два старших сына Валентина воевали под командованием генерала Юденича против большевиков. Алеша Дягилев, второй сын Валентина, умер в том же году в Финляндии. Старший сын Валентина, Павел Дягилев, умер предположительно в 1921 году в Прибалтике. То, что часть семьи Дягилевых поддерживала белых, не улучшало их положения в Петрограде. О смерти обоих племянников Дягилев узнал позже, и, вероятно, понимал, что фамилия Дягилев вряд ли вызывает у новой власти положительные ассоциации.[284]
Как всегда, эти семейные дела он скрывал ото всех без исключения, даже от ближайших соратников и доверенных лиц. В дошедших до нас архивах не сохранилось ни одного письма или телеграммы от мачехи, отца или братьев. По всей вероятности, Дягилев сознательно уничтожил все эти бумаги задолго до своей смерти.Он скрывал свою печаль и апатию и, вместо того чтобы поддаваться им, за последующие полтора года потратил немало энергии на реконструкцию ярчайших образцов совершенно разрушенной санкт-петербургской придворной культуры.
XXIV
Знакомство с Кохно и приближение катастрофы
1919–1922
В один из дней, проведенных во французской столице, Дягилев и Стравинский без предупреждения посетили Анри Матисса в его загородном доме в Исси-ле-Мулино. Дягилев уже несколько раз пытался привлечь Матисса к работе со своей труппой, но безуспешно. Теперь же Сергей решил нанести ему неожиданный визит в компании самого прогрессивного композитора Европы, надеясь с его помощью убедить художника. В тот момент Матисс был крупнейшим художником Франции и самым серьезным конкурентом Пикассо. Дягилев надеялся поставить в следующем сезоне три балета в оформлении Пикассо, Дерена и Матисса, но последнего перспектива стать еще одним колесом в этой повозке привлекала мало. Могло показаться, что он идет по стопам Пикассо, а не наоборот, и Матисс хотел избежать этого впечатления. Дягилев собирался предложить художнику оформить балет «Песнь соловья», для которого была переработана опера Стравинского. В 1917 году художник Фортунато Деперо уже занимался этой постановкой, но тогда дело до премьеры так и не дошло.
Матисс не смог устоять перед шармом Дягилева. Их разговор проходил в мастерской художника. Дягилев предложил ему выполнить декорации с роскошным сочетанием черного цвета и золота, а Стравинский сыграл отрывки из балета на стоявшем там фортепьяно. У Матисса против его воли все же появилось несколько идей. Он воспринимал сказку Андерсена как миф о возрождении и обновлении: «[У этого произведения] весенний, очень свежий и юный характер, – говорил Матисс, – и я совершенно не представлял, как оно может быть связано с изобилием черного и золотого». Вместо этого он предложил характерное для него сочетание простых форм, яркого освещения и чистого цвета. «Вот оно, – воскликнул Дягилев, услышав идею Матисса, – ты полностью придумал декорации. Абсолютно необходимо, чтобы ты их создал. Ни у кого это не получится лучше, чем у тебя».[285]
Матисс еще не взял на себя никаких обязательств, глубоко сомневаясь, стоит ли ему оставлять свое творчество ради сотрудничества с русскими, но, по словам его биографа Хиллари Спарлинг, художника «несколько недель подряд преследовал образ возвращающего жизнь соловья, и он все с большим нетерпением ждал новостей от Дягилева»1.