Незадолго до парижской премьеры у труппы прошли краткосрочные гастроли в Риме, Милане и Монако. В Риме Дягилев и Мясин продолжили перерабатывать оперу Чимарозы «Женские причуды», и предполагалось, что этот спектакль станет такой же оперно-хореографической постановкой, какой в свое время был «Золотой петушок». Чимароза сочинил эту оперу в 1794 году, через три года после своего возвращения из России, где он четыре года служил композитором при дворе Екатерины Великой. Опера заканчивалась оживленным
В Рим Дягилев, как обычно, отправился в сопровождении своего итальянского слуги Беппо и его жены Маргариты. Когда во второй половине февраля Маргарита внезапно скончалась, Дягилев был потрясен. Во время похорон он рыдал на глазах у всей своей труппы. Он, от всех скрывавший свою печаль по поводу кончины своих родных – любимой мачехи и обоих племянников, – на этот раз дал волю своим чувствам11
.В конце апреля труппа вернулась в Париж для подготовки к новому амбициозному сезону в Гранд-опера, во время которого должна была состояться премьера «Пульчинеллы», «Женских причуд», «Весны священной» в новой хореографии Мясина и «Треуголки». 4 мая труппа выступила на благотворительном вечере в пользу беженцев из России, пострадавших от режима большевиков. В программе также участвовали Сара Бернар и Ида Рубинштейн (в последний раз исполнявшая свою знаменитую партию в «Шехеразаде»). Почти за три года до этого на той же самой парижской сцене по воле Дягилева в финале «Жар-птицы» появился красный флаг в качестве приветствия Февральской революции, а теперь импресарио без колебаний примкнул к белой эмиграции и преданным сторонникам царского режима, наводнившим Париж.
Представители белой эмиграции, в свою очередь, вызывали интерес у других русских, находившихся за границей, и одного из них Дягилев приветствовал с огромной радостью. «Сережа Прокофьев приехал!» – воскликнул он, когда молодой композитор появился в отеле «Скриб», где остановился импресарио12
. Дягилев и Мясин тепло встретили Прокофьева и сразу начали водить его на репетиции и ужины. Прокофьев с некоторым удивлением отметил, что Дягилев сам руководил репетициями «Женских причуд» и делал это «с чрезвычайным увлечением и прямо-таки мастерством, муштруя певцов в каждой нотке, в каждом слове»13. Они немедленно начали обсуждать многострадального «Шута», постановка которого откладывалась с войны. Дягилев все еще собирался ее осуществить (он уже заплатил за музыку, а Ларионов закончил работу над оформлением), но за прошедший период Дягилев вновь сменил художественный курс, в результате чего создавалось впечатление, что «Шут» отстал от своего времени. Тем не менее Дягилев пообещал Прокофьеву просмотреть партитуру совместно с ним, чтобы после внесения некоторых изменений и, разумеется, купюр осуществить постановку балета.