Дягилев предложил Сати написать новую музыку для речитативов[305]
«Лекаря поневоле». Пуленк получил такой же заказ для «Голубки», еще одной оперы Гуно. А Мийо в конечном итоге предстояло сочинить речитативы для «Неправильного воспитания» Эммануэля Шабрие, любимой оперы Дягилева. Наняв этих молодых композиторов для выполнения столь незначительных задач, Дягилев одним выстрелом поразил несколько целей. Подвергнув оперы переработке, он превратил их в собственные постановки и одновременно заложил фундамент для сотрудничества с этими одаренными музыкантами. Он надеялся, что они восполнят отсутствие молодых русских дарований и впоследствии будут сочинять для него музыку. Действительно ли Дягилев пребывал в восторге от талантливой французской молодежи, остается неясным, в любом случае у него не было выбора. Кроме того, у него появились конкуренты, в первую очередь в лице так называемого «Ballets Suedois»[306] Рольфа де Маре, часто сотрудничавшего с теми же художниками и композиторами, что и Дягилев, и развернувшего свою деятельность в области, ранее принадлежавшей исключительно «Русским балетам». По уровню постановок «Шведский балет» не мог соперничать с труппой Дягилева, но по своему замыслу спектакли двух коллективов были пугающе схожи. С появлением этого грозного конкурента количество французских композиторов и художников, сотрудничавших с русской труппой, резко увеличилось, хотя, возможно, это было вызвано желанием Дягилева насолить шведам.Помимо опер шла подготовка и новых балетов, также на музыку молодых французских композиторов, а именно: «Les Biches»[307]
Пуленка и «Докучных» Орика. Эти спектакли должны были стать основой парижского сезона. Кроме того, готовились к постановке два новых балета: «Искушение пастушки» на музыку композитора XVIII века Мишеля де Монтеклера (Дягилев высоко оценил произведения этого композитора еще во времена кружка Кузмина) и «Ночь на Лысой горе» на музыку Мусоргского. Дягилев собирался выпустить восемь новых спектаклей – больше, чем он представил вниманию публики в каждом из своих предыдущих сезонов начиная с 1909 года. Было ясно, что он намеревался вдохнуть в свою труппу новую жизнь.Похоже, решилась и еще одна проблема: со времен разрыва с Мясиным в труппе Дягилева не было выдающегося солиста. Своей магией и особым шармом «Русские балеты» отчасти были обязаны исполнителям мужских партий и атмосфере нарушения сексуальных запретов, окутывавшей их яркие, окрашенные эротизмом выступления. Из балетной школы Серафины Астафьевой, бывшей балерины, открывшей свое учебное заведение в Лондоне и ставшей важным поставщиком артистов для труппы, Дягилеву пришло известие об успехах одного английского танцовщика по имени Патрик Кей, ранее исполнившего небольшую партию в «Спящей красавице» под псевдонимом Патрикеев. Теперь он взял себе новый псевдоним – Антон Долин, и его пригласили в Монако танцевать заглавные партии в дягилевской труппе. Он был молод, хорош собой и очень быстро стал любовником Сергея. До этого момента у Дягилева были только русские фавориты, и в обществе терпимо относились к его гомосексуальности отчасти потому, что он был из далекой России: это было просто причудливое поведение чужеземца из экзотической страны. Но его отношения с англичанином Кеем-Долиным были восприняты иначе, и послышались перешептывания об аморальном поведении Дягилева. По словам Лидии Лопуховой, было «опасно для Сержа иметь сексуальные отношения с британцем. Тень Оскара Уайльда [витала над ним]»25
.Однако Дягилев не обращал внимания на инсинуации и упреки моралистов и в редкие свободные часы наслаждался новой любовью. Разумеется, он пытался стать для Долина таким же наставником, каким был для Нижинского и Мясина, но, похоже, новый протеже был менее способным учеником. А между тем своего часа уже ждал другой танцовщик, готовый проявить себя и прилагавший все усилия для того, чтобы заслужить благосклонность Дягилева. Им был Сергей Лифарь, приехавший вместе с Брониславой Нижинской из Киева. Ему не хватало таланта и техники, но этот недостаток он с лихвой компенсировал усердием. Он спокойно выжидал подходящего момента и не выпускал из виду объект своих горячих желаний и стремлений.
В то время, как Бронислава Нижинская разрабатывала хореографию балетов, Бенуа в основном занимался режиссурой четырех опер. Для него очень многое зависело от успеха этих спектаклей. Ему не только предстояло поставить эти оперы, но и создать декорации для двух из них: для «Лекаря поневоле» и «Филемона и Бавкиды» Гуно. При этом оставшиеся две оперы – «Голубку» Гуно и «Неудачное воспитание» Шабрие – должен был оформить Хуан Грис, рекомендованный Пикассо.