Сергей Дягилев. «Русские сезоны» навсегда

«Душевно тронут твоим прочувственным письмом. Вижу, что мы испытываем одинаковую скорбь. Я лишился человека, с которым меня связывала 40-летняя дружба, и я счастлив, что этой дружбе я никогда не изменял.

Многое нас соединяло, многое разъединяло. Часто я страдал от него, часто возмущался. Но теперь, когда он в могиле, – все забыто, все прощено, и я понял, что к этому исключительному человеку не была приложима обыкновенная мерка житейских отношений.

Он жил и умер “любимцем Богов”. Ибо он был язычник, и язычник – дионисианец – не аполлонец. Он любил все земное – земную любовь, земные страсти, земную красоту. Небо для него было лишь прекрасным куполом над прекрасной землей. Это не значит, что в нем не было никакой мистики. Но мистика эта была языческою, не христианского порядка.

Вместо веры – суеверие, вместо страха Божьего – ужас перед стихией и ее тайной, вместо христианского смирения – чувственное, почти детское умиление.

И, – как у язычника, – смерть его была прекрасна. Он умер в любви и красоте, под ласковой улыбкой тех Богов, которым он всю жизнь и со всей страстью служил и поклонялся.

И я думаю, таких не может не любить Христос.

Крепко тебя обнимаю.

Твой В. Нувель»⁴⁸.

Менее чем три недели после того, как Нувель написал это письмо, Валентина Дягилева в числе примерно сорока прочих заключенных Соловецкого лагеря вывели на улицу и казнили. Его семья так никогда и не узнала, что с ним произошло, даже то, что его арестовали и посадили в тюрьму, стало известно лишь после его смерти. Разумеется, Валентин находился под особым надзором властей из-за повышенного внимания к его судьбе французского правительства, и вряд ли Валентина могли убить, пока его брат оставался жив. Советские власти, видимо, посчитали, что со смертью Сергея Дягилева правительство Франции должно было потерять интерес к этому заключенному.

Двоюродные братья Сергея Дягилева, Павел Корибут-Кубитович и Дмитрий Философов, умерли в 1940 году: Павел – в Монте-Карло, Дмитрий – в Варшаве. Александр Бенуа дожил до глубоких седин. Он скончался в Париже, немного не дожив до девяноста лет. Почти до конца своих дней он продолжал творческую деятельность в качестве писателя и критика. Вальтер Нувель ушел в тень и работал консультантом в различных балетных и оперных труппах. Он написал первую биографию Дягилева, которая так никогда и не была издана, но легла в основу книги Хаскелла. Нувель стал «литературным негром» Стравинского и написал в том числе «автобиографию» композитора «Chronique de ma vie».[338] Стравинский сделал блестящую карьеру и остался наиболее значимым композитором своего поколения. Прокофьев вернулся в Советский Союз. Он умер в 1953 году в один день с Иосифом Сталиным, и его кончина тогда осталась почти никем не замеченной. Нижинский умер в 1950 году в лондонской психиатрической лечебнице. Леонид Мясин объездил весь мир, работая балетмейстером, он руководил различными труппами, продолжавшими воплощать в жизнь художественные принципы Дягилева. В послевоенные годы Баланчин положил начало великому расцвету американского балета и придал классическому балету ту форму, в которой он существовал на протяжении ХХ века и существует до наших дней.

Л. Бакст. Портрет В. Нувеля