Сергей Дягилев

Контракт с четырьмя советскими танцовщиками будет подписан чуть позже, уже в Лондоне, где «Русские балеты» 24 ноября откроют Сезон. При посредничестве Эрика Вольхейма финансовый конфликт со Столлом удалось уладить. Дягилев обещал погасить свой долг в течение года и для этого заключил новый договор о гастролях труппы в Театре Колизеум на длительный срок, разделенный на три отдельных Сезона. Уже более трёх лет он не мог забыть злорадных слов — о смерти «Русских балетов», — высказанных в британской прессе «несносным старцем» Ньюменом. Вот и настало время дать ему ответ. Накануне открытия Сезона в Колизеуме, 23 ноября, Дягилев через газету «Обсервер» сделал публичное заявление: «Когда в последний раз я бьш в Лондоне, критики твердили, что Русский балет уже умер, а некоторые из них пошли столь далеко, что чуть ли не стали сочинять по этому поводу реквием <…> Русский балет никогда не умирал — ни на единый час».

Дягилев, пока он ещё не добрался до Англии, не переставал думать об одной особе — Ольге Спесивцевой, блиставшей три года назад в составе его труппы на лондонской сцене. Она вновь напомнила о себе. Этим летом, когда она проходила курс лечения в итальянском санатории, Дягилев слал ей письма и телеграммы, уговаривая присоединиться к «Русским балетам». Чтобы вести переговоры напрямую, он направлял к ней Нувеля, который в начале осени рассказывал Сомову, что Спесивцева «не сошлась в условиях и долго капризничала». Затем, по донесениям разведки Дягилева, в конце октября она прибыла в Париж и вскоре подписала годовой контракт с Жаком Руше на выступления в Опере. Как оказалось, в дело вмешался Бакст, подружившийся со Спесивцевой во время лондонской постановки «Спящей красавицы».

Их дружба имела эпистолярное продолжение в минувшем июне. Спесивцева писала Баксту из Италии, ответы ей приходили из Парижа. В этих письмах Бакста кроме комплиментов она нашла, во-первых, предупреждение, что с её стороны было бы большой ошибкой иметь дело с Дягилевым, и, во-вторых, настоятельный совет подписать контракт с Руше, который уже готов к этому и просит изложить её условия. Бакст лично встречался с директором Оперы по такому важному делу. Он очень старался устроить карьеру Спесивцевой, но делал всё это в первую очередь ради того, чтобы насолить Дягилеву, которого он стал считать своим врагом, с тех пор как пару лет назад тот лишил его возможности оформить оперу «Мавра».

Бакст долго не мог успокоиться. Он и в 1923 году изливал свою желчную обиду в письме Добужинскому: «Разумеется, негодяй Дягилев надул меня, и я уже навсегда порвал с ним и даже не кланяюсь». В том же письме Бакст позволил себе дать антрепризе недруга безапелляционную характеристику: «…увы, ядро русского балета и оперы Дягилева решительно переменилось совсем в худшую сторону. Боясь смертельно «состариться», он без чутья и вкуса, в потёмках, бросился, по обыкновению, на яркие, самые передовые имена и постарался примазаться к ним, думая, что он молодеет от этого. Вышла ужасающая чепуха, ибо то, что поддерживало Дягилева раньше, — это его вкус и нюх — сейчас он уже окончательно растерял в области ему чуждой и не отвечающей его чувствительности».

Выдающийся театральный художник Бакст, видимо, запамятовал, что достичь столь желанной славы в Европе и Америке ему помог именно Дягилев и его антреприза. Тем не менее он жаждал мести, пусть даже мелкой, и сумел отодвинуть Спесивцеву от «Русских балетов» на целых два года. Возможно, Дягилев до последнего дня перед своим отъездом в Лондон предлагал этой блестящей балерине разорвать контракт с Парижской оперой и возместить все убытки. Между прочим, когда Спесивцева из Рима приехала в Париж, Бакст не мог её встретить. С ним случился апоплексический удар, он попал в госпиталь. А 27 декабря скончался. Получив известие об этом в Лондоне, Дягилев, по словам Лифаря, «горько рыдал на руках у своего Василия». Кохно подтверждает это. Скорее всего, он и отправлял в Париж телеграмму Сертам: «Передайте семье Бакста моё глубокое соболезнование в связи с потерей друга. Масса трогательных воспоминаний за долгий период нашего сотрудничества и 35-летней дружбы. Дягилев».