Сергей Довлатов. Остановка на местности. Опыт концептуальной биографии

«Я решил спокойно все обдумать. Попытаться рассеять ощущение катастрофы, тупика. Жизнь расстилалась вокруг необозримым минным полем. Я находился в центре. Следовало разбить это поле на участки и браться за дело. Разорвать цепь драматических обстоятельств. Проанализировать ощущение краха. Изучить каждый фактор в отдельности. Человек двадцать лет пишет рассказы. Убежден, что с некоторыми основаниями взялся за перо. Люди, которым он доверяет, готовы это засвидетельствовать. Тебя не публикуют, не издают. Не принимают в свою компанию. В свою бандитскую шайку. Но разве об этом ты мечтал, бормоча первые строчки? Ты добиваешься справедливости? Успокойся, этот фрукт здесь не растет. Несколько сияющих истин должны были изменить мир к лучшему, а что произошло в действительности?.. У тебя есть десяток читателей. Дай бог, чтобы их стало еще меньше… Тебе не платят – вот что скверно. Деньги – это свобода, пространство, капризы… Имея деньги, так легко переносить нищету… Учись зарабатывать их, не лицемеря. Иди работать грузчиком, пиши ночами. Мандельштам говорил, люди сохранят все, что им нужно. Вот и пиши… У тебя есть к этому способности – могло и не быть. Пиши, создай шедевр. Вызови душевное потрясение у читателя.

У одного-единственного живого человека… Задача на всю жизнь. А если не получится? Что ж, ты сам говорил, в моральном отношении неудавшаяся попытка еще благороднее. Хотя бы потому, что не вознаграждается… Пиши, раз уж взялся, тащи этот груз. Чем он весомее, тем легче… Тебя угнетают долги? У кого их не было?! Не огорчайся. Ведь это единственное, что по-настоящему связывает тебя с людьми… Оглядываясь, ты видишь руины? Этого можно было ожидать. Кто живет в мире слов, тот не ладит с вещами».

Переночевал в гостинице «Дружба» и на следующее утро отправился в Березино (в повести «Заповедник» Сосново).

Здесь, по слухам, за небольшие деньги могли поселиться те, кого не смущала экзотика деревенской жизни – сортир на улице, отсутствие водопровода, колодец, перебои с электричеством.

Довлатова все эти «интимности» сельского быта не смущали.

Впрочем, нет. Разумеется, смущали, но для городского (по сути, столичного) литератора это было частью того самого широкого жеста, очередной попыткой освоения простора, местности, своего рода «походом в народ», которым так увлекались в конце XIX столетия разночинцы из Санкт-Петербурга.

Тропинка ушла в сторону от трассы и начала петлять в редколесье между ледникового происхождения валунов. Она то проваливалась в овраг, то пряталась в густых зарослях папоротника, в которых, согласно народному поверью могли таиться змеи.

Беспорядочные мысли сменяли одна другую.

То вдруг одолевали вопросы эсхатологического свойства – зачем оказался именно здесь, в этом унылом, Богом забытом, затерянном в псковской глубинке селении, ради чего все эти страдания, тщетные усилия, более напоминающие потуги, вся эта беспомощная кутерьма, это беспробудное пьянство.