А вскоре Сережа влюбился. Влюбился с прямотой чувств и темпераментом всей своей непосредственной натуры. Но что-то там с его романом не очень складывалось. Осведомленные люди говорили, что родителей его избранницы пугали жизненная неустроенность Сергея и ненадежность профессии. Их, далеких от литературных кругов, страшила неясность материального положения поэта. Девушка и сама металась между разумными доводами и чувствами. Но ведь и вправду у Орлова не было ничего, кроме таланта.
И все-таки хоть и не сразу, но были сломлены препятствия, преодолено сопротивление родителей. Сергей победил. Не помню ничего похожего на свадьбу. Они и не были в характере моего поколения, у Орлова, как и у всех нас, появилась жена, а потом и сын Владимир. С Велой, как мы называли его жену Виолетту, он прожил более четверти века, сперва в нашем городе, а потом в Москве. Были они отличной, хорошо понимавшей друг друга парой, людьми духовно близкими. Оба отзывчивые. Оба чуждые идее накопительства и сытого благополучия.
Однако я забегаю вперед, а хочется рассказать о тех, уже теперь далеких днях, когда гонорары наши были малы, карманы пусты, но жизнь казалась прекрасной.
Тогда чуть ли не на каждом углу снова, как до войны, действовали пивные. Заведения, надо сказать, очень даже неплохие, ныне повсюду закрытые и замененные немногочисленными пижонскими барами. Сидели в полуподвальных или первоэтажных зальцах таких пивных мужчины, под кружечку-другую пенистою «жигулевского» вели неторопливый разговор, закусывали горячей семипалатинской колбасой. Водку пили редко. Безобразий в пивных почти не бывало, и уж никто не «давил на троих» ни в подворотнях, ни в лифтах. Сиживали за нехитрыми столиками и мы, начинавшие литераторы. Удовольствие обходилось дешево, но главным для нас было общение. Ведь тогда мы не то что не мечтали о своих «кабинетах», но и комната на одного казалась чем-то несбыточным. Наверное, все написанное в те годы друзьями — ныне известными поэтами — впервые я услышал за кружкой пива.
Но случалось, не хватало и на пиво. Тогда ходили по улицам. И вели разговоры на ходу. Кто читал, кто слушал стихи. И вот ведь удивительно: несмотря на бытовую неустроенность, никогда мы не назывались ни озлобленным, ни сердитым поколением, о котором так много писалось на Западе. Военное свое прошлое не считали чем-то исключительным. Потому и не требовали никаких преимуществ, твердо веря в свои возможности и в то, что должное место и в мирной жизни завоюем.
Как-то раз Сережа Орлов провожал меня до самого Ковенского переулка, где я жил с молодой женой и явившимися на свет близнецами. Мы долго стояли на углу улицы Восстания, — пригласить его к себе я не мог. Условий для того не было. Уже молчали, говорено было много, и вдруг Сергей, как бы мысля вслух, сказал:
— Нет, надо все-таки учиться. Так ничего не получится…
Вскоре он уехал в Москву и поступил в Литинститут, обретя там близких его духу однокурсников.
В Ленинграде он в те годы бывал наездом. Прибывая на каникулы, живо рассказывал новости столичной литературной жизни.
Понемногу налаживалась послевоенная писательская жизнь. Оперялось и наше литературное поколение. В Ленинграде уже не первый год издавался новый ежемесячник «Нева». Возвратившись из Москвы, Сергей стал в нем заведовать поэзией. В пятидесятых годах с новой силой зазвучала тема бессмертного подвига народа. Таланту Орлова нашлось где развернуться. Но он не повторял задов. О войне теперь писал по-иному, как бы оглядываясь на незабываемое и делая своеобразную перекличку с теми, кто пришел на смену военному поколению. Оказавшись ночью на улице, он пристально вглядывался в лица молоденьких танкистов, которые с утра будут участвовать со своей машиной в праздничном параде. С понятной грустью рассказывал в стихах о выступлении в армейском клубе:
Возле Кировского проспекта, вблизи студии «Ленфильм», поднялся новый писательский дом. Сергей по праву получил в нем квартиру. Переехал туда с женой, сыном и матерью Екатериной Яковлевной.
Выходили его новые книги. Вышел объемистый для поэта томик «Стихотворения». Открывался он большим циклом «Стихи о войне». Даря мне сборник, Сергей написал: «Аркадий! А мы такую книжку прочитали. Не нам о непрочитанном жалеть».
Со времени надписи на титуле, с выхода «Третьей скорости», прошли добрые полтора десятка лет. За эти годы Орлов прочитал сотни книг и вовсе уже не утверждал, что «прочитанное» на войне избавляет от необходимости много знать и читать. Надпись лишь свидетельствовала о том, что боевая школа и солдатская дружба для него остались неизменными.