SergeiMinaev-MoscowLoveNot

Сергей Минаев

питана Анискина из фильма моего детства. Вам кто

больше всех нравился в «Леоне»? Сам Леон? Мало

летняя зассыха? Его цветок? А мне герой Олдмена.

И знаете почему? Во первых, он обладал безукориз

ненным стилем. Во вторых, следователя было очень

жалко, потому что люди его не понимали, и ему при

ходилось стрелять, чтобы хоть как то объяснить им: ПОСЛУШАЙТЕ, Я ОЧЕНЬ РАНИМ!

В общем, подобные сервисы приносили стабиль

ный доход и уносили нервные клетки. Я стал более

раздражительным, немного сентиментальным, сильно

циничным, слабо верящим. Моими друзьями стали

всякие полукриминальные личности: честные осве

домители, коррумпированные чиновники, дорогие

проститутки, ебанутые хакеры и надломленные кока

ином портфельные инвесторы. Я называю их Ziggy’s Band. Они даже в телефоне у меня записаны как

Виерд, Гилли, Ебанутая Диана, Жирная Молли. Я поч

ти не помню их настоящих имен. И пусть прозвища

не делают всю эту шваль лучше, они, несомненно, до

бавляют моей жизни иронии.

Ты подгоняешь предметы вокруг под собственный

стиль и переименовываешь людей. Этот вирус космо

политизма — страшная вещь. Сначала ты привозишь

из Европы одежду, потом аксессуары, потом начинаешь

возить лекарства. На следующем этапе ты словно не

взначай просишь регулярно летающих туда знакомых, коих у тебя много, привозить продукты. В какой то мо

мент вся твоя квартира, от кофейной чашки до люст

ры, оказывается привезенной по частям из Лондона.

Квартира, в которую зубная паста доставляется два

Москва, я не люблю тебя

95

раза в месяц посылками E bay, в которой журнал

«Monocle» на прикроватном столике не может быть

старше прошлого месяца, в которой аспирин — луч

ше швейцарский, чем немецкий, сигареты «Мальборо

лайтс», пожалуйста, только не из дьюти фри, а из

французской табачки. И колонка Тайлера Брюля в

воскресной «Financial Times»... Если ты случайно за

был купить эту газету в воскресенье, врачи из нацист

ских концлагерей покажутся окружающим милыми

докторами из сериала «Интерны». В общем, ты давно

уже живешь во внутреннем Лондоне. Это твоя суве

ренная демократия на двухстах метрах в центре Моск

вы... до того момента, пока не придет сантехник. Его

не переименуешь, даже и мечтать нечего.

Мечтать... я дал себе слово, что когда на счете бу

дет миллион — я сваливаю. Выписываю адвокату до

веренность на продажу недвижимого барахла, а сам

сваливаю в Лондон. Между мной и ним — четыре

часа лету с одной стороны, и сто тысяч — с другой.

Такая вот занимательная арифметика.

Если добавить сюда чемодан, в котором лежат мои

сто тысяч, и курьера, который его спиздил, получит

ся веселенькое уравнение с картинками. С двумя кар

тинками. Первая — слайд с фотографией звездного

неба Лондона, на второй — пыль, которая оседает в

воздухе, после того как московских окон негасимый

свет потушен выстрелом из уютного чеченского под

ствольника. Кажется, Зигги Стардаст — это я и есть.

На Гоголевском встаю в пробку. Открываю окно, закуриваю. В любом случае, поиски курьера нужно

начинать с его домашнего адреса. Пытаюсь отвлечь

96

Сергей Минаев

ся, нюхаю зайчика, смотрю на зеленую листву в скве

ре. Рядом с окном нарисовался оборванец:

— Дядь, возьмите журнал «Интим услуги»!

— Спасибо, мне не надо.

— Почему? — удивляется пацан. — Все же берут.

— Я не трахаюсь.

— А, — пацан чешет затылок. — Может, вам часы

нужны? — достает из за пазухи желтого цвета, урод

ливый наручный будильник.

— У меня уже есть, — поднимаю руку, показывая

ему пластиковые Casio, нажимаю на кнопку, чтобы

поднять стекло, но пацан цепляется за него рукой и

заговорщицким шепотом сообщает:

— Есть базы компьютерные. Менты, налоговая, те

лефонные номера, регистрация машин.

— Взломанные базы — это уголовное преступле

ние, убери руки со стекла! — отворачиваюсь и смо

трю вперед.

— Да лана тебе, дядь. У тебя машина такая хоро

шая, возьми базы, чё ты? Телефончик незнакомый

пробить.

Не поворачивая головы, достаю из бардачка пис

толет, кладу на колени:

— Я не отвечаю на незнакомые номера! — Па

рень ойкает. Поднимаю стекло. Светофор загорается

зеленым. Еду.

Курю в машине напротив подъезда этого курьера.

В пятый раз пробегаю глазами по карточке с адре

сом, телефоном, именем и фамилией. Денис Василье

Москва, я не люблю тебя

97

вич Давыдов, это же умереть можно! Интересно, име

ет ли он отношение к легендарному историческому

персонажу? Если да, то дедушке, лежащему на Ново

девичьем, сейчас слегка стыдно. Он отчаянно рубил

ся на всем скаку, увлекая за собой эскадрон гусар, а правнучек его бездарный топчет московские мос

товые в стаде эскадрона курьеров.

Куда же ты ускакал, Давыдов? Где ты прячешься, сволочь с хорошими фамильными корнями? Думаю о

том, как я ненавижу связывать людей скотчем. Руки

липкие, особенно лунки ногтей, и ходишь после это

го неделю, будто клей нюхал. Кажется, фенольный

запах впитался в каждую пору.

Еще абсолютно мерзкое ощущение, когда отрываешь

пленку от человеческой кожи. У меня в этот момент

в голове рождаются крупные планы замедленной

съемки: скотч отходит от кожи миллиметр за милли

метром, возникают и рвутся тонкие клеевые нити, от

рывающие тургор кожи. Бр р р. В такие моменты мне