SergeiMinaev-MoscowLoveNot

шалось из коридора, потом раздался звук торопли

вых шагов, но в этот момент балка перекрытия рух

нула, извергнув сноп искр, за ней посыпались про

вода, куски ветоши и вырвавшееся на свободу пламя.

Вход в комнату занавесился шторой огня.

Приближающийся жар вернул Катю в реальность, она встала, одернула юбку, схватила кейс и, размах

Москва, я не люблю тебя

121

нувшись несколько раз, как это делают профессиона

лы боулинга, метнула его в окно. Подбежала ближе, углом кейса отбила торчащие из рамы осколки, взо

бралась на подоконник, посмотрела вниз. Прикрыла

глаза, перекрестилась, как учила бабка, и прыгнула, не совсем удачно приземлившись на клумбу.

Оказавшись на земле, Катька резко, насколько

позволяла боль в ноге, рванула дворами прочь от

конторы. Добежав до угла продуктового, она огляну

лась, сфотографировала взглядом клубы черного ды

ма над зданием, снующих вокруг ментов, отъезжаю

щие машины, сплюнула под ноги, ухмыльнулась и

процедила, практически не разжимая зубов:

— Так вам, суки, и надо. Боженька все видит.

ПОГОРЕЛЬЦЫ

Вова. Час дня.

Выхожу из душа, нарочито медленно вытираюсь

полотенцем, чищу зубы. Беру с полки один одеколон, нюхаю, ставлю на место. Потом другой, третий. В об

щем, веду себя как провинциальная девушка, впер

вые попавшая в отдел косметики в дьюти фри. Ста

раюсь задержаться здесь под любым предлогом.

По дороге в гардеробную стреляю из пульта в му

зыкальный центр, откуда Roisin Murphy, словами

«strictly rolling VIP», из «Dear Miami», напоминает мне, что я — ничтожество, проживающее пусть и в цент

ре, но Москвы. Открываю шкаф, извлекаю с самой

верхней полки пыльный холщовый чехол для одеж

ды. Достаю из него косметичку и вещи. Аккуратно

клею усы цвета вылинявшей мыши, подбираю наибо

лее уебищные очки без диоптрий. Потом влезаю в

шкуру оперуполномоченного ФСБ: костюм цвета гри

феля, стоптанные ботинки, короткие носки, белая ру

башка в катышках, замусоленный галстук. Золотые

часы с символикой ФСБ. Тело не понимает, куда его

Москва, я не люблю тебя

123

засунули, и пытается отторгнуть инородные предме

ты. Кажется, я немедленно покрываюсь сыпью.

Выхожу на кухню. Даю телу таблетку ксанакса.

Смотрю в окно.

On the burning sun, and try not to cry.

Да да. День сегодня потрясающий. Невероятный

день. Сначала эта полоумная семейка Давыдовых, муж

жрет кислоту, жена доедает остатки собственного сно

бизма, потом чертова стройка с пылью, кирпичами под

ногами, жутким грохотом кранов, гастарбайтерами, ко

торые вспомнили о кейсе только после того, как один

оказался подвешенным над недостроенной шахтой

лифта, а второй на время вырублен ударом ржавой тру

бы. Спасибо прорабу с жутким запахом изо рта, что бе

зошибочно вычислил этих жуликов, да и то потому, что

у него с утра то ли унитаз, то ли раковина пропала.

И главное, никто из фигурантов не виноват. Оно са

мо так вышло. Они как бы и ни при чем. Это же такой

город, где если лежит миллион долларов в кейсе, это

автоматически означает — они твои, чувак! Будто ма

ма в детстве не говорила, что брать чужое нельзя.

Спускаюсь на первый этаж, уверенно разрубая ру

кой воздух, этак по путински, прохожу мимо консьер

жа, который меня, конечно, не узнает. Дед консьерж, сам, видимо, из бывших, встает из за стола, делает

грозное лицо, но оценив костюм, очки и чеканную по

ходку, понимающе кивает и улыбается...

Эта извращенная улыбка тут везде. В их щербатых

ртах, вечно бегающих глазках, свиных щечках... в их

124

Сергей Минаев

плакатах с рекламой неработающих мобильных опе

раторов, в рекламе «элитных» домов, в которых не

возможно жить, в антинаркотической «наружке», по

сле которой отчаянно хочется подсесть на метамфе

тамин. В окнах ресторанов, фарах автомобилей, хипстерских скутерах. Натужная, вымученная улыбка

педофила, заманивающего в подъезд очередную пя

тиклассницу. И даже приторные в своей приветливо

сти учительницы, фрезеровщики и вагоновожатые на

социальных плакатах, люди, призванные изобразить

счастливое от трудовых будней лицо Москвы, кажет

ся, говорят тебе своими рыбьими губами:

— Я ЗАЛЮБЛЮ ТЕБЯ ДО СМЕРТИ, СУКА.

Спускаюсь еще ниже, в гараж, дохожу до угла, стя

гиваю брезентовый чехол с двадцать первой «Вол

ги», сажусь за руль. Перекладываю на сиденье кейс

с рабочими инструментами, кучей полусломанных

шпионских девайсов и парой ксив. Завожу мотор.

Сижу, слушаю его неровный гул. Включаю магнито

лу, в которой старенький, затертый диск «Duran Duran» воспроизводит «I don’t want your love» об

разца 1987 года. Смотрюсь в зеркало заднего вида.

Предварительный итог по полудню: испорченный

маникюр, ссадина на правом запястье, ботинки, на

мертво пропитанные строительной пылью, и съеден

ный на нервной почве «БигМак» (я даже не пытаюсь

вспомнить, сколько в нем отвратительных калорий, чтобы с ума не сойти). Мой сегодняшний круг обще

ния с мелко криминальными личностями явно наме

кает, что злой рок поселил меня в отечественный се

риал. А памятуя о предстоящей встрече с ментами, —

Москва, я не люблю тебя

125

скорее всего, это... как его, кажется, «Глухарь». Ес