Сергий Нилус - Полное собрание сочинений - Том 2

Из церкви, после венчания, молодые приехали благополучно домой, где их и всех многочисленных свидетелей нового супружеского счастья ожидал обильный пир: Андрей Александрович не жалел издержек, чтобы как можно торжественнее отпраздновать праздник своего сердца. Но Бог судил иначе, и праздник обратился в горе, а веселие — в плач, и на плечи молодому свалилась такая скорбь, которой наши горожане в патриархальности своих обычаев не только не видывали, но о которой даже и слухом-то не слыхивали.

По приезде из храма после венчания домой, молодые супруги были встречены толпой поздравителей разного пола, звания и возраста. Полилось шипучее искрометное вино; раздались шумом восклицания, поцелуи, приветствия: в общем приветственном гуле и суматохах смешалось все — и поздравители, и новобрачные. Затем веселая и шумная толпа разделилась на группы и разъединила новобрачных... А искрометная влага хлопала пробками, и рекой разливалось по бокалам шампанское...

Молодой сиял радостью увенчанной любви, но непродолжительно было его счастье... Распорядитель брачного пира пришел приглашать новобрачных и гостей к обеденному столу, стали соединяться разрозненные группы приглашенных, и тут заметили, что самой виновницы торжества нет ни в одной из собравшихся групп гостей. Раздались по всему дому восклицания:

— Синклитикия Платоновна, где вы?

А Синклитикии Платоновны и след простыл. Искали ее по всему дому, обыскали, можно сказать, все мышиные норки: бегали в сад, искали по двору, во всех дворовых хозяйственных постройках... С молодым обморок сделался; а молодая как сквозь землю провалилась, — так и не нашли Синклитикии Платоновны.

Тут всем стало ясно, что сотворилось что-то неладное, настолько что-то необычайное, чему жители нашего города сгоряча даже и названия подобрать не сумели. Что же вышло? А вышло то, что Синклитикия Платоновна для отвода только глаз заглянула в квартиру мужа и вслед, воспользовавшись поздравительной суматохой, под каким-то благовидным предлогом вышла из залы, прошла на крыльцо, где уже стоял дорожный экипаж и укатила в направлении к выезду из города. Все это, как потом оказалось, видели соседи и ахнуть не успели, а понять-то уже только потом поняли, когда дознались, что Синклитикия Платоновна сбежала с одним молодым местным помещиком. Узнал об этом и несчастный молодой, но горю своему уже не мог ничем помочь: и молодая, и ее соблазнитель скрылись бесследно из нашего города.

Кто-то из купцов наших, имевших торговые дела в Поволжьем, спустя несколько месяцев после сего романического приключения встретил будто бы беззаконную парочку где-то, кажется, в Саратове, но обездоленному Андрею Александровичу легче от этого не стало, и он, по коренному обычаю большей части русских несчастливцев, запил с горя мертвую.

Долго пил Андрей Александрович свою мертвую чашу; пил ее не неделю, не две, а пил месяцы. Конечно, такой образ жизни не мог не отозваться на службе, но начальство с полгода по крайней мере терпело его гибельную страсть, сочувствуя его безнадежному горю, пока не было вынуждено сделать ему первого замечания.

За замечанием последовало предостережение; за предостережением — выговор; но, покатившись раз под горку, Андрей Александрович уже не мог остановиться, и пришлось ему вовсе уйти со службы. Любившее его начальство, расставаясь с ним, сказало ему на прощанье:

— Опомнись, Андрей Александрович! Опомнишься — опять на службу примем.

Хоть и посуровее те времена были против нынешних, но больше по виду: стлали жестко, зато спать было мягче. Теперь наоборот: «На устах — мед, а в сердце — лед», — говорит мудрость народная. Грубоваты были, что и говорить, тогдашние нравы, особенно в нашем захолустье, но сердца умели судить по человеку и сочувствовать страданию ближнего. Таково было и начальство Андрея Александровича, увещавшее его опомниться.

Но где было ему в то время опомниться?! Со службы он ушел, а затем вскоре и вовсе выбыл из нашего города.

Посудили-порядили наши горожане о событии, погоревали о неопытной его жертве, предали анафеме и коварную, и ее соблазнителя, а затем, как все на свете забывается, забыли и опозорившее наш город приключение с новобрачными...

III.

Но не забыло его бедное, измученное сердце Андрея Александровича.

Следующий период его жизни, после того как он расстался с нашим городом, застает его в губернском городе Т., куда он со скудными остатками своих сбережений, с погибельной страстью ко всероссийской утешительнице. — чарке перевез и свое одинокое горе.

Когда было пропито все и оставалось только носильное платье, чудом уцелевшее на его грешном теле, пришло время ему волей-неволей приостановить свой запой. В Т. нашлись добрые люди, разглядевшие и под пьяным обличьем живую и страдающую человеческую душу, и, когда кончился запой, определили они Андрея Александровича по вольному найму писцом в губернское казначейство.